1 січня 2013 р.

Процесс-Форма-Ландшафт



Замечательному человеку,
большому учёному
Будагу Будагову посвящается.
Его жизнь – образец служения
людям и науке.

Прошло совсем немного времени со дня смерти крупного географа, замечательного Человека академика Будагова Будага Абдулали оглы. Когда умирает хороший человек, это всегда происходит не вовремя. Уход из жизни Будага Будагова - невосполнимая потеря для сообщества географов.
Будаг прожил большую и яркую жизнь, которую своей деятельностью сделал красивой. Уже в советские годы он занял достойное место среди ведущих географов страны, не заметить его было невозможно: крупнейший геоморфолог, физико-географ, ландшафтовед, с 1989 года - академик... и, в конечном счёте – мудрый политик-миротворец, внёсший огромный вклад в дело примирения двух кавказских народов – азербайджанцев и армян. Но главным его достоянием стало то, что можно назвать человекостью – тем качеством, которое отличает людей с большим сердцем и глубокой духовной основой. И хотя он - достойный сын азербайджанского народа, в то же время он – гражданин Мира: это ЧЕЛОВЕЧИЩЕ, посвятивший свою жизнь ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ.
Будаг был большим другом моего отца – Павла Васильевича Ковалёва. Они оба были настоящими учёными и поэтому вели настоящие дискуссии, никоим образом не расстраивавшие их дружбу: это были чистые люди. Отец, который был старше Будага на 16 лет, относился к нему с большим уважением. Эта атмосфера дружбы распространялась на всех членов нашей семьи. Мне Будаг оказывал всяческую поддержку. К сожалению, после распада Союза контакты между нашими странами были ограничены, и мне не довелось встретиться с этим замечательным человеком, отношение которого ко мне я оцениваю как отцовское. Спасибо ему за это. Я надеюсь, что азербайджанские географы продолжат те направления исследований, которые развивал их крупнейший географ.
Вечная ему память!

Information is a difference that makes a difference
Gregory Bateson, Steps to an Ecology of Mind

Общие положения. Мы погружены в Мир, который обладает некоторой структурой, что позволяет нам познавать его. Этой структуре мы придаём некую форму. Это значит, что наша способность выявлять оформленность Мира (а, скорее, оформлять его), основана на установлении различия между оформленностью и бесформенностью, отсутствием формы - такого состояния, при котором нельзя выявить наличие какой-либо организации или она будет менее выраженной, а, возможно, просто незначимой для нас. На первый план выходит проблема значимости. Но, что такое форма? Этот вопрос поднимали ещё древние греки. Согласно С.И. Ожегову, форма есть: 1) внешний облик, очертание, наружность предмета; 2) вид, тип, устройство, структура и т. д. [Ожегов, 1952]. Я думаю, что это определение несколько упрощает феномен формы, ведь форма, так сказать, внешняя, всегда связана с организацией того процесса/режима, выражением который она является. Тогда форма – это вид, лицо как организация поверхности, за которой скрывается идея. Она говорит, предупреждает, отталкивает, притягивает, обещает, она семантизирует окружение, преобразуя его в контекст. На самом же деле форма – это не просто то, что выводится на поверхность, она имеет свою глубину, выражая внутреннее содержание того, что представляет. К тому же она метафорична - именно в ней корни анимизма, язычества. Если речь идёт о случаях, когда форма придаётся в результате внутренних изменений (внутреннего импульса), она возникает вследствие самообособления некоторой части среды (этот процесс для нас скрыт), отделения её от остальной части, которая, в сравнении с тем, что выделилось, отличается меньшей привлекательностью и неожиданностью, составляя фон. Тогда ноуменальная форма – это выражение себя. Скрытость же её возникновения обусловлена ограниченными возможностями наблюдения и запутанностью связей, что и лежит в основе события как неожиданности. Так возникает активное тело, которое приобретает, вырабатывает в себе способность различать себя и окружение, выявлять и отделять полезные сигналы, что способствует его выживанию. Оно связано с внешней средой только своей границей, которая не сводится к поверхности (граница - это активный слой, который не разделяет, а связывает), а его внутренность – это соприкосновение частей, сплошность, рождающаяся благодаря коммуникации. Необходимость в пространстве для описания такого феномена отпадает: здесь работает Декартово «extension», а движение у него – всего лишь смена соседства (прекрасный обзор проблемы дан в работе [Гачев, 1987]). Пространство же, как заметил С.А. Аскольдов, есть абсолютная раздробленность [Аскольдов, 1922], а по Г. Лейбницу – порядок одновременного существования вещей [Лейбниц, 1982], что создаёт предпосылки для зарождения геометрии и введения относительной меры протяжённости. И тут же появляется возможность связать изменения отношений частей с образом времени как порядка следования [Лейбниц, 1982] (для номада пространства и времени не может существовать, они слиты с режимом движения). Но время проявляется не как некая объективная сущность, оно проявляется как последовательность состояний нашего сознания и память (это предполагает наличие критерия или критериев изменения). У Декарта же само вытяжение (как внутреннее свойство живой материи) своей активностью творит себе «место», а «места» соприкасаются, сливаясь в континуум (в отличие от пространства, требующего раздробленности, появляющейся при измерении). В этом случае тело становится носителем собственной/внутренней динамики и организации, что возможно только при достижении некоторого критического уровня сложности: оно характеризуется протяжением как проявлением полноты и активности материи (отсюда - áктор). Активность – признак живости. Так земная поверхность заполняется активными речными бассейнами, биогеоценозами, способными перемещаться на расстояния, регионами (не путать с административными единицами – районами, областями и т. п.): все они оживают, борются, активно отстаивают свою организацию, обладая высоким потенциалом активности. Каждый из них стянут единым ключевым (организующим) процессом, связывающим множество локальных процессов в единый режим. Именно эта внутренняя активность делает Мир внутренне оформленным, мы же накладываем на него форму, обусловленную нашей сетью категорий. А что же делает физика? Она вычленяет нечто из континуума, тем самым умерщвляя его, лишая активности, выбора, затем, поместив его в мёртвое абсолютное пространство-время, вырванное из его же организации, описывает как физический объект. Следом поплелась и география, «усиленная» картографией, а затем и ГИС-технологиями, «вершиной» которых стала пространственная статистика (space statistics): так «усилием» воли живое геотело (как квазиорганизм) с его физиологией остановили и расчленили на мёртвые фрагменты.
На самом деле форма возникает в результате отношения, в которое вступает наблюдатель со средой. Мы и начинаем исследования с выявления форм. Выявленная наблюдателем форма – это событие, в основе которого находится различение частей с разной степенью организации или изменений этой организации в пределах одной части, т. е. такое выделение всегда связано с изменением состояния нашего сознания, а, значит, и сама форма накладывается на ту или иную часть окружения именно нами. Форма есть отличие от бесформенности, тогда как бесформенность - это полное равновесие, говорящее об отсутствии организующего начала - организующего (ключевого) процесса. Форма – это внешность, лицо, выражающее внутреннюю структуру. Выявляется она наблюдателем индивидуально, на основе некоего внутреннего чувства формы, ощущения оформленности некоторой части окружения в сравнении с контекстом, следовательно, такое выделение содержит в себе различные модусы, среди которых какой-либо один, например, эстетический или прагматический, может быть превалирующим. В таком случае, она есть информация. Именно форма позволяет индивиду ориентироваться в среде.
Итак, мы имеем активную естественную среду, в которой возникают некие организационные образования-тела, способные поддерживать относительную обособленность от окружения и принимать некую форму, возникающую вследствие самоорганизации, самостановления. Во втором случае это означает развитие коммуникации между частями формирующегося тела, без которой это было бы невозможным. Если это так, то должно существовать то, что в природе приводит к выведению бесформенной среды из равновесия и вводит различия в её однородность, что дробит её непрерывность, сплошность, открывая путь к введению образов пространства и времени как проявлений присутствия организации, и её изменения. Именно это позволяет создать образ упорядоченного движения, и ввести понятие энергии. Однако сама энергия обеспечивает только движение. Есть ещё нечто, приводящее к появлению того, что является предпосылкой для оформления окружения, того, что направляет движение обособившихся частей/тел в том или ином направлении. Такое многовариантное и разно-темповое движение протекает в виде последовательности принятий решений, выборов, происходящих в движущейся среде, т. е. в виде производства информации: движение связано с последовательностью принятия решений. Вот здесь и появляется желание отделить пространство и время от самого изменяющегося тела как сгущения организации, от самой этой организации и рассмотреть её в координатах «пространство - время». Но само присутствие частей (раздробленности) есть следствие самоорганизации, а их изменение есть сам внутренний процесс организации, т. е. на самом деле для отделения пространства и времени от организации, которую они делают воспринимаемой, нет никакой возможности, поскольку они порождены ею - единым процессом/режимом с его простёртостью и продлённостью. Но именно такое свойство как хоро-темпоральный модус проявления организации уже на уровне нашего сознания – хронотопа – позволяет ограничить форму как конфигурацию, и, сопоставив её с иными конфигурациями, оценить степень её сложности и положение в ряду других форм. При этом мы можем только предполагать, что то, что мы выявляем – а это, повторю, только проекция – в какой-то степени соответствует ноуменальной форме (форме, какой она есть на самом деле).
Итак, различие разностей потенциалов в среде обусловливают её движение, которое, организуясь, морфирует поверхность (морфология есть застывшая динамика среды), и наличную конфигурацию мы, как наблюдатели, способны выявлять, проецируя на нашу внутреннюю категориальную сеть. Восприятие структурированной/оформленной среды является различным у разных индивидов и организмов. Человеку свойственно, кроме чувственного восприятия, формировать виртуальные образы, которые он может воплотить в жизнь (например, архитектурные проекты). Архитектура сродни ландшафту, она определяется как организация жизненной среды. Значит, и ландшафт следует рассматриваться как организацию дневной поверхности с точки зрения жизненной позиции человека: у каждого она своя.
Дневная поверхность и ландшафт. Уже в который раз приходится возвращаться к обсуждению этого сложного вопроса. Уж больно термин «ландшафт» привлекателен для материалистов-реалистов, которые видят в нём вещь, причём вещь изменяющуюся и изменяемую, которую можно чуть ли не подержать в руках. Это имеет место, как в постсоветской, так и в западной версиях ландшафтоведения. Примером могут быть интереснейшие (в определённом плане) работы Л. Перротта и соавторов [Parrott, 2009, Parrott, Meyer, 2012] (вторая работа особенно интересна). В первой из них Л. Перротт пишет: «Landscapes are complex systems. Their dynamics are the result of multiple interacting biophysical and socio-economic processes that are linked across a range of spatial, temporal and organizational scales» [Parrott, 2009, с. 1095]. Но такая интерпретация термина «ландшафт» не соответствует ни этимологии слова, ни его определению, записанному в Европейской конвенции по ландшафту (Florence Convention), где он определяется как воспринимаемый человеком вид местности1, причём часто подчёркивается, что это – вид из одной точки. Отмечу, что в географии существует термин «геосистема», принятый и в англоязычной литературе, поэтому нет никакой необходимости искусственно приписывать термину «ландшафт» совершенно несвойственный ему смысл. А если и говорить об управлении, то не ландшафтом, а геосистемным режимом, с которым связано формирование структуры дневной (в отличие от погребённой) поверхности, да и то только его частью, связанной с деятельностью человека (давно известно, что природными режимами нельзя управлять, можно управлять только собственной деятельностью). Согласно моим представлениям, ландшафт есть организация рисунка дневной поверхности в пределах местности, паттерн, который формируем мы сами [Ковалёв, 2009], и совсем необязательно пребывая в одной точке. Но выражение «вид из одной точки» можно понимать и так: это – результат нашего индивидуального восприятия, основанного на нашем опыте. Более того, ландшафт как образ местности включает весь наш опыт перемещения по местности, а сама местность также выделяется по характеру рисунка, которого должен выражать некий смысл (для каждого из нас): ландшафт - это единство, восходящее над структурой дневной поверхности, это её лицо. Если поверхность однородна, она не может быть источником ландшафтных паттернов, в этом случае мы говорим о нулевом ландшафте. Отмечу, что местности не привязаны к какому-либо одному масштабу, здесь имеет место холархия: местности включают местности, которые включают местности и т. д. Следует различать тот режим, который формирует рисунок поверхности – геосистемный (или холонический) режим – и ландшафт как отображение организации этого режима в рисунке дневной поверхности. В последнее время я предпочитаю говорить о геохолоне, который отображается в структуре дневной поверхности.
Итак, речь идёт о том, что формирование ландшафта местности как паттерна – процесс не пассивный, он связан с когнитивной активностью индивида. И это известно давно. Так, Х. Хефт указывает на разработки американского философа Дж. Девея (John Dewey) 1896 – 1934 годов, в которых акцентируется на том, что наблюдатель (spectator) активно формирует такой образ [Heft, 2007]: здесь ландшафт уж точно не какая-то функционирующая материальная система, это - единый образ. Такая версия описана и в моей монографии, где показано, что восприятие характера поверхности как ландшафта определяется состоянием индивида и контекстом, в котором он реализует свою активность [Ковалёв, 2009]. Именно мы связываем его и с эстетическим, и с прагматическим «измерениями». Можно сказать, что ландшафт есть выражение ситуации.
Часто можно встретить статьи, в которых авторы пишут о некой метрике ландшафта. Это связано с тем, что они не различают физическую дневную поверхность и ландшафт (таких публикаций много). Количественная метрика применима к дневной поверхности, к её структуре, элементам мозаики, но не к ландшафту: он неизмерим количественно, это - качество. Поэтому так называемые выделы (patch), о которых часто пишут западные географы и ландшафтные экологи, - это структурные части не ландшафта, а физической дневной поверхности. Именно они присутствуют на аэро- и космических снимках, кладутся на карту, измеряются и служат основой для формирования паттерна (в духе Д. Марра [Марр, 1987]). Вот почему именно с дневной поверхностью мы связываем метафору палимпсеста, а не с ландшафтом. Физическую трансформацию претерпевает именно она, а не ландшафт. Но критическая перестройка структуры дневной поверхности, несомненно, ведёт к изменению ландшафта как образа, хотя и без такой перестройки представление о ландшафте данной местности может измениться по причине изменения системы типологии: данный тип поверхности может быть переименован, его положение в системе типов может стать иным.
В этом плане интерес вызывает рассмотрение мозаики дневной поверхности (но не ландшафта!) с помощью классификационного треугольника (рис. 1) [Riitters, Wickham, Wade, 2009]. Такие способы классификации широко используются в других областях, например, в грунтоведении. Здесь мы тоже сталкиваемся с редукцией, поскольку основываемся на ограниченном количестве ведущих характеристик (в данном конкретном случае это «Developed», «Natural» и «Agriculture»), причём каждый их таких типов составляющих мозаики характеризуется своим ландшафтом.

Рис. 1. Классификационный треугольник, используемый для анализа мозаики дневной поверхности (в оригинале - landscape mosaic) [Riitters, Wickham, Wade, 2009].

Но есть ещё один нюанс, который следует обсудить. Часто ландшафт определяют как интегральный образ окружения в целом. В этом варианте он формируется на основе не только структуры дневной поверхности со всеми её модусами, но и данных экономического, политического плана, многих других социальных моментов. Такое понимание сильно усложняет его, но подчёркивает, что ландшафт – это образ ситуации.
Процесс – форма – ландшафт. Теперь мы лучше понимаем суть вопроса. Есть некий сложный режим, который формирует структуру дневной поверхности. Он состоит из большого количества разнообразных процессов, которые сочетаются друг с другом в некое единство – интегральный процесс/режим. Благодаря этому и возникают структурные составляющие в виде выделов (patches) в структуре дневной поверхности, пятен на снимках. Эти составляющие – выделы, линейные (узкие и длинные) элементы и т. п. находятся в определённом сочетании друг с другом. Это сочетание и количественные соотношения являются основой для формирования образов - паттернов дневной поверхности, т. е. ландшафтов местностей самых разных масштабов как ландшафт-формирующих пространств [Ковалёв, 2009]2. Ландшафт, таким образом, проявляется как отношение между наблюдателем и структурой дневной поверхности. Причём важнейшее значение имеет его опыт, в том числе мобильный, особенности его видения, уровень интенциональности (устремлённости, целеположенности (goal-setting)) и прочие модусы. Наблюдатель – это поток сознания, а паттерны – смысловые аттракторы, в которых этот поток, как самоорганизующаяся система, оказывается. Это своего рода «остановки», «swirl-sense», которые затем становятся категориями: так непрерывность поверхности преобразуется в дискретные формы, с которыми только и можно связать смыслы, но эти смыслы должны нести на себе оттенок плюрализма – общими они могут стать, только если станут значимыми для сообщества в целом.
Мы говорим, что ландшафт – это паттерн, но что это такое? Имеется немало публикаций, посвящённых паттернам и их анализу. Примером может быть работа [Groller, Szirmay-Kalos, 2006]. Авторы исходят из наличия существования, как они пишут, значимых элементов паттерна. Но дело в том, что паттерн не состоит из элементов, паттерн – это связь между элементами, которые могут рассматриваться как элементы структуры рисунка. Характер этих непроизводных (по Д. Марру) элементов и их расположение относительно друг друга и является основой для проявления паттерна, поэтому речь в работе идёт об анализе и синтезе не паттерна, а структуры. На рис. 2 приведены некоторые из рисунков, созданных по методике, предложенной авторами. Такие структуры могут стимулировать разные паттерны у разных индивидов в зависимости от того, что они видят в таких рисунках. Сам рисунок не есть паттерн, таковым является его организация. Из паттерна как бы устраняется пространственное или временное размещение исходных элементов, остаётся только то, что связывает их в единство. Вот почему понимание ландшафта исключает перечисление непроизводных элементов, которые образуют структуру и текстуру дневной поверхности, ландшафт – это интегральный образ местности, причём множество таких образов определённым образом организованы в нашем сознании. В природе такие рисунки возникают под действием сложных режимов, которые, в свою очередь, содержат связующие паттерны.

Рис. 2. Примеры рисунков с разной организацией непроизводных элементов (по работе [Groller, Szirmay-Kalos, 2006]), которые могут служить основой для проявления различных паттернов.

В качестве примера связи между процессом и рисунком поверхности возьмём «простое» явление, связанное с замерзанием луж. На их поверхности возникают рисунки, отражающие ход этого процесса (рис. 3), напоминающие изобаты на картах. Эти линии маркируют стадиальные положения фронтов замерзания, возникающие вследствие изменения глубины лужи и последующей перестройки режима перемешивания (этот режим - целостный). Так однородная поверхность льда приобретает форму плоских квази-концентрических фигур, фиксирующих линии «стояния» фронтов замерзания: мы имеем действительно целостный хронотоп, связывающий пространственно-временные характеристики бассейна лужи как среды развития процесса замерзания. Не менее интересным является образование структуры поверхности с льдинами округлой формы (см. статью Е. Ерёмченко на сайте: http://basik.ru/photo_nature/The_Round_Ice/), обусловленных конвекцией. Сам процесс замерзания для нас остаётся невидимым, мы видим только след, и именно его мы воспринимаем как организацию поверхности, и именно эта, воспринятая нами организация есть ландшафт. Так единый процесс замерзания, стягивающий разные стадии в одно целое, проектируется на поверхность в виде целостного паттерна (в данном случае - гомогенного), позволяющего поместить такого типа рисунки поверхности среди многих других. Вместо структуры, требующей дискретного описания, мы получаем холистическое отображение едино-направленного движения, в котором последующие стадии уже содержатся в предыдущих как возможность. Сам же рисунок – это результат реализации процесса в конкретных условиях.

Рис. 3. Линии стационарных состояний фронтов замерзания лужицы как отражение их динамики и перемешивания воды под влиянием температурных градиентов (фото автора). На правом снимке в левой нижней части наблюдается серия бифуркаций фронтов (выделено красным): эта область увеличена (нижний снимок справа). Структура поверхности лужи, состоящая из однородных выделов и более светлых изогнутых линий, является основой формирования ландшафта замёрзшей лужи.

Заключение. В завершение статьи отмечу наиболее важные положения. В географии мы имеем дело со сложностью, не имеющей аналогов: география – это наука об организации геосреды. Эта сложность определяется динамичностью и гетерогенностью такой среды, причём важнейшее значение приобретает коммуникация между составляющими разного происхождения. Коль так, ведущим моментом становится движение, которое в нашем сознании связывается с понятием процесса. Сам процесс невиден, мы видим только его след в виде некоторой формы. Форма есть интегральное выражение процесса, его лицо, по которому мы судим о его особенностях. Форма позволяет выделять области среды, в которых действуют разные процессы. Это ведёт к дифференциации среды и к возможности введения семиотического аспекта.
Структура дневной поверхности также производится сложным процессом, что является основания для придания ей формы. Мы вычленяем из непрерывной дневной поверхности части-местности самого разного масштаба, рисунок которых видится нам информационно насыщенным и выразительным, таким, который можно оценить как целостность. Именно эту целостность как организацию рисунка мы называем ландшафтом. Никаких ландшафтов как вещественных образований в природе не существует, ландшафты – это образы, паттерны, имиджи местности, выделяемых нами на основе их целостности (как мы это воспринимаем). Ландшафты присутствуют только в нашем сознании, а «механизм» их проявления для нас скрыт процессами, протекающими в подсознании. Именно это позволяет говорить о виртуальных ландшафтах и планировать изменения вида местности соответственно нашим представлениям. С аналогичной ситуацией мы сталкиваемся при планировании городов – процессе, который требует разработки не только внешнего вида города, но и всего режима его функционирования. Поэтому то, что называется ландшафтным планированием, на самом деле есть сложнейший вид деятельности, требующий охвата самых разных аспектов, включая, прежде всего, функциональный. Повторяю: форма выражает внутреннюю динамику. Мы не можем произвольно переформировать дневную поверхность, поскольку морфология включена в функционирование (не учёт этого ведёт ко многим проблемам), мы не можем трансформировать морфологию поверхности, не считаясь с природными режимами, которые действуют в пределах местности (к сожалению, это происходит постоянно). Учёт этих аспектов требует использования принципов согласованного развития/функционирования, при котором Природе придаётся статус субъекта, а основным принципом выступает комплементарность. Это значит, что с Природой следует заключать контракты.

Литература:
  • Ожегов С. И. Словарь русского языка. - М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1952 - 848 с.
  • Гачев Г.Д. Европейские образы пространства и времени // Культура, человек и картина мира. М., 1987 – Интернет-ресурс:
  • http://podelise.ru/docs/34745/index-550-1.html
  • Аскольдов С.А. Время и его преодоление / Мысль. Журнал Петербургского философского общества. – Петербург: ACADEMIA, №3, 1922. – С. 13 – 32.
  • http://www.chronos.msu.ru/RREPORTS/askoldov_vremya.pdf
  • Лейбниц Г.В. Переписка с Кларком // Соч.: В 4 т. Т. 1. М. 1982. С.441-442
  • Parrott L. Understanding and managing the landscape as a complex system: What can bottom-up modeling approaches contribute? In: Ostendorf, B., Baldock, P., Bruce, D., Burdett, M. and P. Corcoran (eds.), Proceedings of the Surveying & Spatial Sciences Institute Biennial International Conference, Adelaide, Surveying & Spatial Sciences Institute, 2009 - pp. 1095-1111. ISBN: 978-0-9581366-8-6. – Интернет-ресурс:
  • http://www.spatial.adelaide.edu.au/SSC2009/papers/Parrott.pdf
  • Parrott L., Meyer W.S. Future landscapes: managing within complexity. Front Ecol Environ 2012; 10(7): 382–389, doi:10.1890/110082 (published online 9 Aug 2012) – Интернет-ресурс:
  • http://www.geog.umontreal.ca/syscomplex/docs/Parrott&Meyer2012_Frontiers.pdf
  • Ковалёв А.П. Ландшафт сам по себе и для человека / А.П. Ковалёв. – Харьков: «Бурун Книга», 2009. – 928 с.
  • Heft H. The participatory character of landscape. Plenary address, innovative Approach to Research Excellence in Landscape and Health, Open Space: People Space Research Program, University of Edinburgh, Edinburgh, UK, Fall, 2007. – Интернет-ресурс: http://www.openspace.eca.ac.uk/proceedings/PDF/Summary_Paper_Harry_Heft._AB_edit.W-out_trackg.pdf
  • Марр. Д Зрение. Информационный подход к изучению представления и обработки зрительных образов. Пер. с англ. - М.: Радио и связь. 1987. - 400 с.
  • Riitters K.H., Wickham J.D., Wade T.G. An indicator of forest dynamics using a shifting landscape mosaic. Ecological indicators, 9, 2009. Pp/ 107 – 117. – Интернет-ресурс: http://www.forestthreats.org/products/fhm/kurt-riitters/An_indicator_of_forest_dynamics_using_a_shifting_landscape_mosaic.pdf/view
  • E. Groller, L. Szirmay-Kalos / EUROGRAPHICS. Volume 25, Number 3, 2006. - 9 p. inria-00362883, version 1 - 29 Apr 2011
  • http://hal.inria.fr/docs/00/36/28/83/PDF/pattern.pdf


УДК 910 + 911/5. Ковалёв А.П. Процесс – форма – ландшафт. Статья посвящена замечательному человеку и учёному Будагу Будагову.
Сделана попытка рассмотреть связь между процессом, формой и ландшафтом. Показано, что форма – это не просто внешность, она есть выражение внутренней организации того, что представляет, причём с точки зрения наблюдателя. Форма порождает смысл. Ландшафт рассматривается как паттерн местности и в этом плане также является формой.

Oleksa Kovalyov. Process – Form – Landscape. This article dedicates to wonderful person and scientist Budag Budagov.
Try to consider the relationship between the process, form and landscape. Shown that the shape is not just appearance, it is the expression of internal organization, and from the observer’s point of view. Form generates the meaning. The landscape is seen as a pattern of the terrain and, in this respect also is a form.

Ключевые слова: процесс, форма, ландшафт, паттерн
Keywords: process, form, landscape, pattern

1 Согласно Европейской конвенции о ландшафте, ландшафт определяется как «area, as perceived by people, whose character is the result of the action and interaction of natural and/or human factors», или «an expanse of scenery and objects which can be seen in a single view». – Интернет-ресурс: www.coe.int/t/dg4/cultureheritage/heritage/Landscape/default_en.asp. В то же время отмечу, что в такой формулировке ландшафта содержится выраженная неопределённость.

2 В немецком слове «landschaft» и в английском слове «landscape» суффиксы «schaft» и «scape» означают организацию подобных объектов (непроизводных элементов), указывающих на наличие их связности. Другой термин, обозначающий в немецком ландшафт – «ansicht» - означает вид, панораму, фасад, мнение (своя точка зрения). В этих словах не просматривается никакой материальности. На сайте (http://landscaped.askdefine.com/) даются следующие трактовки ландшафта (Dictionary Definition): 1) an expanse of scenery that can be seen in a single view; 2) painting depicting an expanse of natural scenery; 3) a genre of art dealing with the depiction of natural scenery; 4) an extensive mental viewpoint; "the political landscape looks bleak without a change of administration"; "we changed the landscape for solving the problem of payroll inequity". Там же (User Contributed Dictionary): 1) A portion of land or territory which the eye can comprehend in a single view, including all the objects it contains; 2) A picture representing a scene by land or sea, actual or fancied, the chief subject being the general aspect of nature, as fields, hills, forests, water. etc.; 3) The pictorial aspect of a country; 4) A mode of printing where the horizontal sides are longer then the vertical sides; 5) A space, indoor or outdoor and natural or man-made (as in 'designed landscape).

Немає коментарів:

Дописати коментар