Мысли, вызванные замечательным интервью: маленькое начало большой дискуссии

Никто не должен бояться, что наблюдение над знаками

уведет нас от вещей: напротив,

оно приводит нас к сущности вещей.

Готфрид Лейбниц

Александр Володченко, уроженец Украины (Луганск) – один из наиболее видных специалистов в области теоретической картографии и картсемиотики, дал интервью сообществу «Неогеография» (интервью переопубликовано - читать ниже в этой статье). Как он считает, новая география берёт начало от работ А.А. Лютого. Имеется в виду новаторская монография этого автора: Язык карты: сущность, системы, функции. – М.: ИГ АН СССР, 1988. Работы Александра Володченко сегодня – это современный фронт картографической науки.

На протяжении многих веков география и картография развивались совместно, изменяясь под влиянием тех новых задач, которые «неожиданно» возникали перед ними. География, как наука о геосреде, в которую был помещён человек и в которой он научился использовать её потенциал, шла от так называемой наивной формы к научной. Не уступала ей в этом и картография. Связано это с тем, что для обеих дисциплин основной областью исследования и изображения длительное время являлась дневная поверхность (позднее появились карты, не связанные с ней). Именно здесь они встретились. Одно время вообще считалось, что провести географическое исследование означает составить карту местности. Со временем стало очевидным, что эти две дисциплины - это абсолютно самостоятельные научные направления, но и теперь трудно представить себе географические работы, исключающие карты. Более того, в связи с развитием в последние десятилетия компьютерных технологий, картография приобрела совершенно иной облик. Так называемые картографические методы исследования, которые раньше делались вручную, теперь выполняются с помощью компьютерных программ. Но это только обострило проблему использования карт и ГИС-технологий географми. Важнейший вопрос для географа, которым задавался ещё польско-американский семиотик Альфред Коржибски: что изображено на карте? – становится всё более актуальным. В своё время он обратил наше внимание на то, что карта – это не местность. Но это значит, что картографируемые обособленные материальные объекты на карте замещаются особой формой описания - двумерным текстом, написанным особым – картографическим – языком. Развитию такой формы отображения местности и событий предшествовала долгая история становления двумерных отображений – рисунков: от трёхмерных моделей животных, которые создавались древним человеком, к барельефам, от них - к двумерным рисункам. Понять, что двумерные изображения могут быть поставлены в соответствие трёхмерным телам потребовал больших когнитивных усилий, поскольку речь идёт о новых сущностях - знаках. Появление знака означало переход к дискретному видению ситуации - начало действия в информационном поле. Процесс, в котором нечто функционирует как знак, можно назвать семиозисом – отмечает Ч.У. Моррис [Моррис, 1982]. Удивительный факт: в древности индейцы, которые ещё не имели письменности, создавали карты-рассказы, изображая последовательность событий на единой поверхности (рис. 1) – прекрасный пример хронотопа и использования алфавита знаков! Здесь топическая составляющая соответствует области разворачивающейся военной схватки. Это говорит о том, что пространство и время как отдельные сущности ещё не выделяются из текущей ситуации как хода событий. Последовательность таких отображений-текстов, созданных для разных «хроно-срезов», позволяет увидеть, как этот текст меняется. Почему это оказывается возможным? Это происходит по той причине, что дневная поверхность есть, своего рода, палимпсест. Что это такое, известно всем: лист папируса, на котором тексты писались, затем стирались и на них наслаивались новые следы-тексты, причём старые тексты в той или иной степени оставались как следы. Всё идёт от тех следов, которые древний человек оставлял на поверхности сам и замечал следы животных, связывая их с их поведением. След – это знак события, он не одномерен (как траектория) или двумерен, его размерность значительно больше, поскольку за знаком стоит разворачивающееся действие, связанное с контекстом. Это предполагает большую размерность, но она оказывается скрытой за формой самого следа, в котором всё действие и контекст оказываются закодированными. Отсюда происходит понимание структуры дневной поверхности как следа, оставляемого теми или иными действиями, процессами (сколько же рисунков на песке, сделанных древним человеком, было смыто природой навсегда!). Географы как раз и имеют дело с такими следами: структура дневной поверхности – это «какофония» следов.

Рис. 1. Выдающееся произведение индейской культуры. Наглядное изображение последовательности событий при военном столкновении двух индейских племён (по Jensen, 1969). Идиограмма, описывающая (или изображающая?) военный поход индейцев джиба против одного из племён сиу. На этом рисунке (а) обозначает базовый лагерь, (б) – вождя, (в) – палатки врагов, (д) – вождя племени сиу. Схватка произошла на берегу реки (г): (е) и (ж) означают тела убитых и захваченные трофеи [Кликс, 1983, с. 192 - 193 ].

Почему важна метафора палимпсеста? Не только природные процессы, но и жизнедеятельность людей (прежде всего - хозяйственная деятельность) непрерывно «переписывают» этот двумерный текст. Но характер жизнедеятельности задаётся особенностями культуры того или иного народа, выработанной веками: культура есть форма адаптации, закреплённая структурой мемов (мимов) – культурологических генов Р. Докинза. Следовательно, то, что мы видим на преобразованной дневной поверхности, есть отражение этой культуры, наложенной на естественный рисунок, что отражается и в характере ландшафта как организации рисунка дневной поверхности, воспринимаемой наблюдателем/созерцателем (напомню, что ландшафт, как и рельеф, нельзя положить на карту - на ней отображается структура дневной поверхности). Отсюда и проистекает природа знака: семиозис определяется культурными традициями. Этот вопрос надо рассмотреть несколько подробнее.

Карта связывает, с одной стороны, непрерывность дневной поверхности как «полотна», позволяющего отображать характеристики в виде полей, с другой – некие объекты, которые картограф отображает как дискретные. Знаки мы связываем именно с дискретными объектами. А выделяем мы их на основе выработанных культурных традиций, которые следует рассматривать, как адаптацию. Выделяется то, что включено в бытийный режим, а, следовательно, отображено в языке. Если есть нечто, не отмеченное словом, это всё равно, что оно отсутствует, не актуализировано как объект деловой активности. Даже сакральность – выражение духовного бытия, которая с языческих времён накладывается на весь мир, на всю дневную поверхность, распределена неравномерно и предполагает дискретизацию: где-то её плотность больше, где-то – меньше (это позволяет говорить о сакральных полях), а, значит, и о картах сакральности, отражающих как её «плотность», так и отдельные, наиболее выраженные сакральные объекты. Попробуйте составить такую сакральную карту, которая будет выражать ваше духовное отношение к миру (духовность рассматривается как чувства единства с целым - Миром).

Именно это является важным для географов. География в её новом варианте – это не хоро-география, наглухо завязанная на распределении (часто пишут – географическом – что, вообще говоря, непонятно) различных объектов и явлений в пространстве дневной поверхности, а наука об особой, уникальной организации, которую мы теперь называем геоорганизацией. Именно в этом вопросе мы, возможно, несколько расходимся с Александром Володченко (насколько это так, должна показать дискуссия). Для географа очень остро стоит вопрос, который на протяжении многих десятилетий был скрыт: что такое «географическая карта»? В своё время мы все учились, пользуясь физическими, климатическими, почвенными, экономическими и прочими картами. Все они имеют право на существование. Но, анализируя прошлое, я не могу вспомнить карту с названием «географическая карта». А это значит, что с самой географией что-то не так. Но когда стало понятно, что география имеет чётко выраженную, уникальную область исследования – организацию геосреды, внимание сконцентрировалось именно на картах организации. Здесь-то и скрыта основная проблема отношения между географией и картографией: как, с помощью каких показателей выразить геоорганизацию? Думаю, здесь нам сможет помочь то новое направление, которое получило наименование «холистическая география» с её холоническим подходом. Мы можем выразить организацию, как и в случае сакральности, в виде непрерывного поля, наложив на него дискретные области-холоны, хотя этот вопрос требует очень серьёзного изучения. И для географа, и для картографа важно понять, что может быть знаком организации, позволяющим отобразить, пусть даже не очень выраженную, но дискретность геохолонов? Такой картографический язык ещё не выработан. Думаю, у нас с картографами впереди много интересных дискуссий и широкий фронт совместной работы.

Администрация блога «Fundamental problems of Geography» присоединяется к группе «Неогеография» и поздравляет доктора Александра Володченко с наступающим Рождеством и Новым годом: пусть этот 13-й год станет для него успешным в решении сложнейших вопросов новой картографии, а Рождество станет знаком рождения того нового в картографии, над которым он трудится. Надеемся на плодотворное сотрудничество с картсемиотиками в решении сложнейшей проблемы создания действительно географических карт.

Литература:

• Лютый А.А. Язык карты: сущность, системы, функции. – М.: ИГ АН СССР, 1988 – 292 с.
• Моррис, Ч.У. Основания теории знаков // Семиотика. Сборник переводов. Под ред. Ю. С. Степанова. М.: Радуга, 1982. – Интернет-ресурс: http://elenakosilova.narod.ru/studia/sinn/morris.htm
• Кликс Ф. Пробуждающееся мышление. У истоков человеческого интеллекта. – М.: Прогресс, 1983. – 302 с.
• Ф. Кликс ссылается на работу: Jensen H. Die Schrift in Vergengenheit und Gegenwart, Berlin, 1969.

Интервью проводит представитель научного сообщества "Неогеография". С любезного разрешения текст интервью предоставлен Александром Володченко и подаётся в редакции автора.

Quo Vadis, или воспоминание о будущем картографии

В картографии, а может и в географии на наших глазах происходят серьёзные, глубокие, парадоксальные перемены. Подвергнуты сомнениям фундаментальные принципы и устои; уже заявлено и о смене парадигм, и о «геопространственной революции». Но наука без дефиниций – не наука, а как раз дефиниции новой «парадигмы» и «революции» всё время ускользают от картографов. Как подойти к решению фундаментальных вопросов картографии?

С дефинициями действительно неблагополучно, но в ситуации революционных изменений сформулировать происходящее всегда непросто. Нужна дискуссия, но сначала нужно определиться с языком – «общим знаменателем» любых дискуссий. В этом поможет "мета-карто-семиотика" –(Прим. ред. Семиотика (от др.-греч. σημειον — «знак, признак»), — наука о свойствах знаков и знаковых систем и правилах их использования) концепция и дисциплина, продолжающая традиции „картономии“ А. Лютого, «картологии» Л. Ратайского, «графической семиотики» Ж. Бертэна, «метакартографии»А. Асланикашвили и являющаяся их развитием. Самого себя я отношу больше к последователям А. Лютого.

Термин "Мета-карто-семиотика" употребляется в двух значениях:

• концептуальное построение в картографии на базе "новой картосемиотики";
• новая дисциплина, изучающая семиотику карт и атласов (картографических и не картографических), а также их языки.

Кроме того, так называется журнал по теоретической картографии и картосемиотике, основанный в 2008 году мною совместно с Флорианом Хрубы(Австрия/Мексика). Журнал редактируется в формате open peer review, выходит на английском и немецком языках.

Вторая часть вопроса – о парадигмах и революциях. Не касаясь собственно парадигм и их дефиниций (проблема сложная и в самом деле незавершённая), отметим – возможны как сосуществование парадигм, так и смена одной другой. Я сторонник плюрализма концепций в теоретической картографии, и сторонник ясности формулировок – но для этого нужно разобраться со специфическим языком картографии – его «орфографией» и «фонетикой». В этом поможет метакартосемиотика, способная, благодаря огромному междисциплинарному потенциалу, стать новым концептуальным "маяком" для самых различных дисциплин.

Термин «мета-карто-семиотика» нов для многих. Что это такое? Расскажите подробнее.

Долгое время панацеей в управлении считались карты – обычные, цифровые, затем геоинформационные системы (ГИС). Предполагалось, что они улучшат качество управления. Вышло наоборот – управление усложнилось, а информационная основа рассыпалась на множество плохо согласующихся друг с другом, противоречивых наборов данных – аналогично вавилонскому смешению языков.

Рис. 1. Четырёхкомпонентная (субъязыковая) основа языка карты

Понять природу кризиса и справиться с ним можно с помощью «науки о знаках», семиотики; точнее, её раздела – картосемиотики. Но проблемы настолько глубоки и фундаментальны, что, оставаясь в узком «Прокрустовом ложе» карт, решить и даже осознать их невозможно. На ситуацию нужно взглянуть со стороны, абстрагировавшись от всего частного – эта идея выражается приставкой «мета». Так мы приходим к метакартосемиотике (МКС). Если использовать современную трактовку приставки «мета», то можно (конечно, с известной долей условности) сказать: МКС – это наука обо всех мыслимых картосемиотиках. Обо всём их многообразии. Это – холистический подход.

Концептуальная разработка "новой картосемиотики" началась в конце 1990-х годов. Она включала систему языка карт(ы), которая базировалась на известной четырехкомпонентной (субъязыковой) основе (рис. 1), а также структурном разделении картосемиотики на общую и прикладную. Четырехкомпонентная основа выросла, в свою очередь, из двухкомпонентной системы А. Лютого. МКС развивает собственный инструментарий – генетически восходящий к инструментарию семиотики, но не тождественный ему. ИТ-специалист говорит о «геопродуктах» - мы говорим о картосемиотических моделях (рис. 2). Мы исследуем их внутреннюю структуру – выделяем картные (карты), карто-подобные (анаморфозы, профили, панорамы, космоснимки итд.), и микс-модели. Мы активно исследуем очень перспективную атласную модель, обретающую на наших глазах новое рождение. Наша задача – исследование фундаментальных принципов представления пространственного аспекта через знаки.

Вы упомянули об атласах. Что стоит за концепцией «атласа»? В чём отличие атласа – от карты?

Понятие «атлас» относится к числу фундаментальных понятий в картографии и часто рассматривается как совокупность или собрание карт, и только. В том, что атласам досталась такая «судьба», виноваты и географы, и картографы, которые сами загнали себя в узкие терминологические рамки (атлас как система карт). Однако не всегда и не каждый атлас представляет собой систему карт. Атлас может определяться и как сборник таблиц, карт, специальных рисунков [Ожегов, Шведова 1992].

Рис. 2. Три вида картосемиотических моделей

С позиций картосемиотики, «атлас» (неважно, аналоговый он или электронный) – это один из видов картосемиотических моделей. Атласы аккумулируют в структурно-модульной форме пространственно-временные знания о Земле или ином (например, небесном) теле с реальными и/или фиктивными объектами и явлениями. Несмотря на широкое распространение, атласы мало изучены семиотически. Электронные атласы как новая форма е-документов и е-знаний уже стали конкурентом электронных карт, т.к. семиотический потенциал атласов значительно выше семиотического потенциала карт. Возник даже новый термин - «Iconic Atlassing», (можно перевести на русский язык буквально как «образное атласирование»).

Картосемиотическое «портретирование» атласов – ещё одна новая форма семиотического изучения. Результатом её может стать монографическая работа или новый атлас об атласе – экспертный мета-атлас. Первая попытка подобной работы была реализована на примере национального атласа Германии [Wolodtschenko 2007].

Чем отличается атлас от карты с точки зрения семиотики?

Отличие – в «архитектуре» и принципах использования языковых конструкций. Язык любой карты включает графические примитивы (точка, линия и ареал/площадь), шесть графических переменных (по Ж. Бертэну) и 10-12 картографических способов изображения и правила их использования. Карта – это сплошная ограниченность; она ограничена территориально, ограничена масштабно, ограничена набором дискретных объектных слоёв, ограничена «сигматически» - т.е. конкретным названием и темой.

Наоборот, атлас обладает очень сложной и гибкой Т(тематико)-М(модульной) архитектурой.

Тематически атлас определяется названием, темой, структурой (оглавлением). Он состоит из трёх типов модулей, или семиотических мета-переменных: карты, текста и того, что мы в Германии называем ёмким словом Bild («Бильд“) – это обычные фотографии и космоснимки, графики, и т.д. Российский аналог этому термину подыскать не так просто, но нужно – возможно, это будет „растр“. Каждый из этих модулей, в свою очередь, содержит свои специфические информационные субмодули (например, мета-переменная „карта“ содержит основные и вспомогательные карты, генеральную легенду и тд). В таком контексте любой атлас можно считать семиотической мета-моделью знаний (модель моделей). Если – опять же с известной долей условности – сформулировать нашу задачу на ИТ-жаргоне, можно сказать, что мы создаём знаковую систему „с открытым интерфейсом“.

Какое место занимает МКС в современной теоретической картографии?

В классической картографии закрепились технологические доминанты конца ХХ и начала ХХI веков – информационные технологии. Практическая картография преобразовалась было в геоматику или геоинформатику. Такой «геоматической» картографии классическая теория была просто помехой, и случилось неизбежное – без теории и технология стала буксовать. Призывы нынешнего Президента ICA Георга Гартнера (Georg Gartner 2010, в ту пору ещё вице-президента ICA и одного из кандидатов на этот пост) к созданию новой или нео-картографии на базе новой Технологии и Теории (Какой? Вряд ли картосемиотической или мета-картосемиотической?) повисли в воздухе.

Тем не менее, комиссия по неокартографии в 2011 году была создана, и катализатором её создания послужила неогеография. Какова Ваша точка зрения на неогеографию?

Комиссия по неокартографии действительно была создана, однако больше для того, чтобы «застолбить тему». Предметно неокартография не определена, дефиниция – отсутствует, а задачи, решаемые комиссией, пока что сформулированы организационно, но не научно: проводить, организовывать, поощрять…

В отличие от неокартографии, у неогеографии сформировался свой дискурс, есть своё видение проблем – наконец, есть дефиниция принципа. Это немало. У меня создалось впечатление, что неогеография объективно претендует на место геоиконики, которая выдохлась на геоинформационном марафоне, т.к. проигнорировала семиотические основы и природу изображений. С другой стороны, неогеография способна стать и новой «религией»; этого не хотелось бы. Хотелось бы дискуссии – к счастью, именно российская неогеография и стимулирует сейчас дискуссионность. Научный поиск и взаимодействие должны вестись на подлинно научной основе, и такой основой должна стать семиотика.

МКС – вне спора о парадигмах, в этом её уникальность и значимость в наше турбулентное время. МКС обречена стать «модератором» дискуссий о фундаментальных вопросах – дискуссий и нынешних, и грядущих. Сотрудничество неогеографии, как катализатора дискуссий, и МКС как их модератора, как нельзя кстати. Его можно только приветствовать – собственно, наше сотрудничество и взаимодействие уже началось.

Раз уж мы заговорили о планах сотрудничества – каковы Ваши планы на наступающий 2013 год? Какие события и мероприятия запланированы?

В издательском плане будем готовить том 6/2013 журнала «МКС», где мы совместно с Флорианом Хрубы попробуем отследить новые тенденции геоматической картографии по материалам картографического конгресса в Дрездене – он состоится в 2013 г. Будет готовиться также (совместно сХансгеоргом Шлихтманном) картосемиотический сборник 16/2013.

В моих личных планах – завершение монографии «Атласная семиотика», которая будет продолжением моих ранних работ «Атласная картосемиотика» (2006), «Национальный атлас Германии: картосемиотический портрет» (2007) и «Картосемиотический анализ экологических атласов» (2008; совместно сИ.Н.Ротановой).

В планах также монография об «Iconic Atlassing» и Бильд-атласах (многозначное слово „Bild“ переводится с немецкого как "картина, изображение, фотоснимок, образ" и т.д.) или иллюстративных атласах, в том числе и о мини-атласах дла смартфонов как электронных пространственно-временных моделей, юбиквитных мини-атласах нового поколения.

Планов – много. Важное место в них занимает совместный международный семинар по метакартосемиотике и неогеографии, который планируется провести в следующем году в Донецке и в хорошо известном в мире комплексе «Каменные Могилы». В дальнейшем хотелось бы сделать мероприятия такого рода регулярными.

Давайте вернёмся к основам, к теме нашей беседы – Quo Vadis картография? Вспомните, пожалуйста, какое будущее ожидает её? Какие варианты возможны?

Сложный в прямом смысле слова вопрос, и метафоричный – в нём скрыто много отдельных тем. О какой картографии идет речь – технологической или теоретической? Университетской или издательской? Тематической или топографической? Хотел бы коротко остановиться лишь на отношении между технологической и теоретической картографиями – нынешний кризис обусловлен разрывом между теорией и практикой.

Цифровая революция, главный движитель перемен в наши дни, вошла в эпоху «юбиктвитности» – вездесущего платформенного, жанрового и функционального многообразия. Эта эпоха пленила картографию и растворила её в себе – впрочем, далеко не одну только картографию. Процессу этому суждено развиваться и дальше.

Как научная дисциплина картография уже девальвирована – её захлестнули компьютеризация, ИТ и бакалавриат - одна из форм высшего профессионального образования, которая, к сожалению, в некоторых странах пока остается на уровне техникума, а не университета. Квалификации или профессия картографа во многих индустриально развитых странах исчезает или уже исчезла. Как практику, картографию ждёт стихийное и конъюнктурное слияние с географией, геодезией, фотограмметрией, дистанционным зондированием и т.д. Кризис технологической картографии заключается в том, что она «геоинформатизовалась» с пёстрым и внешне бессистемным разнообразием новых продуктов и технологий, так и не успев заняться семиотикой. Воссоздание картографии как полноценной, а не служебной дисциплины станет возможным – но уже на фундаменте карто-атласной семиотики.

На базе картосемиотики, в свою очередь, была разработана лишённая ригидности концепция атласной семиотики, однако та пока еще недостаточно востребована научным сообществом. Если практики «схватят»атласную семиотическую идею, то возможен даже и новый атласный поворот (atlassing turn) как продолжение и расширение iconic turn и не только в мультимедиальных технологиях. В таком сценарии «картная» компонента картографии уступит прежнюю доминирующую роль, но при этом картография имеет шанс возродиться. Для развития карто-атласной семиотики нужны новые светлые головы. Впрочем, это тема особого разговора.

2013 год уже близок. Мы желаем Вам счастья и успехов в новом году и надеемся на тесное сотрудничество с Вами, журналом МКС, комиссией по теоретической картографии.

Спасибо; я, со своей стороны, хочу пожелать счастья, здоровья и творческих успехов в этом и в наступающем году Вам, вашей группе «Неогеография» и вашему Порталу, всем вашим читателям. Надеюсь также на сотрудничество – уверен, оно будет плодотворным.