17 листопада 2010 р.

Государство и регион как альтернативные формы организации общества

Всякий, кто пытается выйти из общего стада, становится общественным врагом. Почему, скажите на милость?
Франческо Петрарка

Вот уже несколько десятилетий ставится вопрос о ситуации, в которой оказался человек. И если раньше положение человека и общества тревожило только отдельных философов, то сегодня, обнаруживая, что мир становится всё менее пригодным для дальнейшего становления человека. Вот прочему всё больше людей задумывается над вопросом альтернативных вариантов организации общества. Причём речь идёт, прежде всего, о нашем духовном мире. Автор исходит из того, что государственная форма организации, которая в своё время имела решающее значение для становления цивилизации, исчерпала свой позитивный потенциал, и сегодня всё больше проявляется как тормоз дальнейшего развитие общества и препятствие для дальнейшей эволюции человека. Объясняется это тем, что основу государственной формы организации составляет власть, представленная административным аппаратом, что существенно влияет на функционирование социально-экономической системы, не говоря уже о других аспектах, включая науку, искусство, отношение к природной среде. Это требует анализа системы “государство – гражданское общество” (идея их разделения принадлежит Г.В.Ф. Гегелю), роли административного аппарата и проблем современного человека, который оказался вблизи эволюционной западни.
В самом общем виде социально-экономическая система с её сферой производства в ходе своего становления проходит ряд этапов, демонстрируя эволюцию, подобную эволюции биосферы. Сначала мы имеем остановку передвижения (оседлость как условие организации, поскольку постоянное перемещение противоречит организации), затем - использование наиболее доступного, но не воспроизводимого ресурса, что заставляет эволюционировать в направлении всё более высокоорганизованных форм, основанных на использовании воспроизводимого сырья, на уменьшении энергозатрат и росте эффективности, что вызывает локализацию и замыкание производственных циклов. Возникают агрогеосистемы (как основа агросферы), целевая функция которых - обеспечение продуктами питания и сырьём лёгкой промышленности. Однако возникновение целостной антропосферы с её системой мирового хозяйства становится возможным только тогда, когда происходит становление машинного производства – техногеосистемы (как основы техносферы), целевой функцией которой, как теперь становится понятным, является создание компьютеров и систем искусственного интеллекта: начинается своего рода “цефализация” антропосферы. Антропосфера собирается постепенно. Сначала мы имеем развёртывание “физиологического” уровня, а затем - функционального органа, который должен обеспечить мониторинг среды и прогнозирование на основе опережающего отражения. Именно становление таких систем, локализованных и эффективных, определяющих возможность сжатия антропосферы в целом, снимает ограничения для перехода к новой форме её организации, составляющими которой становятся регионы. Но путь к такому состоянию не прямой. Он зарождается внутри государства как форма, находящаяся с ней в антагонистическом  противоречии. Она идёт на смену государству, которое уже оказывается в состоянии глубокого внутреннего кризиса: эволюция – это всегда вынужденный процесс. Однако в чём суть этого внутреннего кризиса?
Государственность как форма организации общества. Возникновение государства связано с нарушением симметрии социума, поскольку требует его разделения на  управляемую массу (люди становятся именно массой) и тех, кто это управление должен осуществлять. Это способствует отбору особой категории людей: управлять могут те, кто может входить в теоретическое отношение с ситуацией, оценивать её, рассчитывать возможные варианты действий и предвидеть их последствия. Но управлять - не значит устанавливать единственно возможный режим, это означает оценивать ситуацию и разрабатывать варианты эффективных решений, направленных на достижение общей цели, предлагать их заинтересованным лицам и юридическим организациям. Разрабатывать  на основе моделирования варианты и предлагать, а не указывать и принуждать! С другой стороны,управлять – означает прогнозировать и создавать условия для реализации индивидами и/или организациями их целей, координировать и согласовывать эти цели, то есть, регулировать путём введения ограничений, что предполагает наличие активного мониторинга. Управление должно основываться на конкуренции вариантов, на учёте разнообразия взглядов интересов и целей: управленцы должны предлагать независимым субъектам и юридическим лицам те или иные варианты действий и, соответственно, быть заинтересованы в положительных результатах своей деятельности, а также брать на себя ответственность за последствия своих разработок. Когда после Второй мировой войны Япония поднималась из руин, её руководство занималось именно этим, следствия чего известны. Именно в таком режиме вырабатываются и социальные нормы поведения. Это означает, что управление должно быть максимально очищено от политики. Больше того, те, кто задействован в управлении, не должны иметь отношения к системе социальной иерархии, ведь это всего только одна функция изогих. К сожалению, мы наблюдаем иное: лица представителей властных структур не сходят с экранов телевизоров. Это означает, что к управлению они никакого отношения не имеют, на это у них просто нет времени. Их личные и групповые интересы, не выходящие за рамки внутриноменклатурной конкуренции принципиально не порождают никакой стратегии, поскольку их временной горизонт крайне узок. Вот почему Власть непрогрессивна, она конформна и реакционна.
Основу государственности составляет институт Власти с его функцией контроля. Власть – явление, которое “проросло” на основе функции управления, подменив её. Она предполагает право и возможность диктовать свою волю, воздействовать на других с помощью каких-либо средств: авторитета, часто сомнительного, насилия и т. п. Централизованная власть есть отображение космического порядка, к которому стремился античный человек. Это явление хорошо известно и в животном мире, где оно составляет основу биосоциальной организации. Его суть сводится к тому, что вожак стаи, благодаря своей силе и опыту, определяет режим поведения всей стаи. Это хорошо выражено у павианов и человекообразных обезьян с их α- и β-самцами. Но в мире животных вожак всегда задействован в непосредственном действии - акте нападения или защиты, где он должен быть первым. Значит, он, дабы продемонстрировать своё превосходство, постоянно подвергается наибольшему риску. Следовательно, стремление к власти над гражданским обществом имеет биологические корни, а вот реализация носит иной характер. Здесь представитель Власти – это мелкий человечек-клещ, который внедряется в финансово-административное тело государства. В человеческом обществе носители власти оказываются над гражданским обществом. В борьбе же за Власть решающими становятся такие черты характера, как лицемерие, беспринципность, лживость, хитрость, лукавство, цинизм, фарисейство, подхалимаж и подобные им аморальные качества, то есть те, которые связаны с чистым расчётом, цель которого - достичь желаемого результата любой ценой. К власти рвутся те, кто в профессиональной деятельности оказался наименее компетентным и обладает высоким потенциалом дегенерации и редукции, кто понимает, что только «высота» административного положения даст им возможность быть замеченными и доминировать, те, кто в профессиональном плане не могут продемонстрировать достаточный уровень квалификации. Дегенерация же происходит по причине изоляции. Такая ситуация порождает особую категорию индивидов – рабохамов (вассалов, вертухаев – в широком понимании слова), людей-флюгеров, следящих за каждым дуновением «ветерка» в социально-политической среде. А это ведёт к “отмене человека”, как высказался бы К.С. Льюис [1]. Но отмена Человека означает отмену части Мира, поскольку Человек есть концентрат качества Природы, то есть такое сочетание качеств, которое нигде больше не встречается. Борьба за власть в огосударствленном обществе – это конкуренция, преимущество в которой определяется степенью выраженности аморальных качеств. Вот почему власть не может обойтись без криминальных структур: Власть сама есть узаконенная (ею же) криминальная структура. Она всегда предполагает принуждение: Власть есть оружие, материально никак не выраженное, но самое страшное, поскольку она действует с помощью устрашения. Подменив функцию управления, Власть, начинает паразитировать, прикрываясь видимостью управляющих действий как ширмой. Она буквально нависает над гражданским обществом, вернее, тем, что от него осталось.
Правда, есть и другие трактовки Власти. Так Р.В. Анделсон приводит точку зрения Дж. Холла, который считает, что “Свобода и справедливость зависят от порядка, а последний предполагает власть”* [2]. Но, судя по всему, там речь идёт не о власти, принадлежащей кому-либо, а о власти нравственности, уместности и приличий, обеспечивающих равномерное распределение права на высказывание, то есть власти каждого над самим собой. Но тогда это Власть Кодекса нравственности как некоего поля морали, в котором пребывает общество, это – «власть» паттерна.    
Очень быстро произошла подмена функции управления как формы регулирования, властностью как позицией номенклатуры. Институт Власти становится не функцией, а жизненной формой. Там, где управление направлено на объект преобразования путём организации равных между собой работников (например, при создании ирригационной сети), это имеет положительные следствия, там же, где функция управления направлена на индивидов как подчинённых, и гражданское общество в целом с целью приобретения власти над каждым, мы имеем негативные последствия, так как аппарат управления преобразуется в аппарат “человеко”-делания, целью которого является удаление человеческого начала из человека. Речь идёт о преобразовании человека в некий элемент аппаратурной реализации, винтик, инструмент, предназначенный для использования определённых функций, о редукции Человека. Государственная среда – это, в первую очередь, механизм такого преобразования. Возможны маргинальные варианты, но всё вкладывается в диапазон, который можно ограничить такими рамками: казарма или толпа - для остального надо быть личностью. Что касается личности, возникает проблема: феномен личности - это угроза для административной системы, поэтому личность выдавливается на периферию общественной жизни. Огосударствленный человек всегда на кого-то ровняется, обезьянничает, переставая быть самим собой. Это – обыватель в худшем смысле слова – слабый, отказывающийся решать сложные вопросы и нести ответственность за свои решения, – порождение Власти. Обывателя интересует только возможность потребления материальных благ, он лишён духовности. Это – живой труп, редуцированный обломок человека, инертная масса, инертный материал бытийного потока, не способный самостоятельно двигаться, он - тормоз. Масса обывателей есть толпа. Именно она требует от Власти «хлеба и зрелищ», на большее она не способна. Обыватель – это человекообразное существо, в котором умер Человек.
Государственность проявляется и в языке. П. Серио вывел образ абсолютного Властителя языка, хозяина слов, которыйопределяет их значение. Он приводит точку зрения М. Геллера, смысл которой следующий: поскольку Слово, как и вся система коммуникации, находится в руках Вождя, высшего авторитета, слова и знаки не могут иметь других значений, кроме тех, которые официально приписаны. Власть создаёт свой язык с целью манипулирования обществом. Согласно М. Геллеру, государство определяет значения слов, санкционирует их употребление и создаёт магический круг, в который должен войти каждый, кто хочет понимать и быть понятым [3]. «Государственный язык» – это дымовая завеса, пена, предназначенная для сокрытия того, что есть в действительности. С другой стороны – это рамка, сепаратор, отсекающий всё то, что не соответствует интересам Власти. Такой язык можно назвать админлектом: он непрозрачен, он - основа маски, он перестаёт быть самим собой. Можно сказать и иначе: админлект – это языковая система, предназначенная для образования словесной пены, которая не позволяет проникать вглубь происходящего: это – демагогия, лежащая в основе псевдокоммуникации. К сожалению, это же мы имеем и в сфере науки.
Язык административной системы является, по своей сути, контекстно-независимым. Для Власти это – единственный способ ограничить «понимание» членами социума того, что мы привычно называем информацией. При этом совершенно не учитывается тот факт, что сложные системы, как биологические, так и социальные, тем более человек, могут нормально функционировать, пользуясь только контекстно-зависимым языком, обеспечивающим коммуникацию и являющимся проявлением контекстно-зависимого мышления. В этом состоит их суть, причём это является настолько важным, что с утратой контекстно-зависимого мышления и коммуникации человек, как личность, распадается. Распадается и гражданское общество, переходя в разряд систем, так сказать, алгоритмически регламентированных. Это же касается и социальных институтов, ни один из которых не может действовать, основываясь на основе алгоритмического функционирования.
Итак, следует чётко разделять государство как систему институтов Власти, и гражданское общество со всем его разнообразием индивидов, которые его образуют в пределах данной страны. Мы имеем очень сложную систему, соотношение и взаимодействие составляющих которой становятся решающими внутренними факторами её жизнедеятельности. В сложных условиях нарушается естественный порядок действия социального организма: общество становится неспособным самостоятельно анализировать своё состояние и ставить на порядок дня проблемы, требующие решения, поскольку государство берёт на себя не только свои функции, но захватывает и функции гражданского общества, которые при этом существенно искажаются: это - самый удобный вариант для Власти. Происходит поглощение государством и общества, и индивида, и это состояние властные структуры начинают поддерживать, используя все возможные способы, в первую очередь цензуру как форму контроля информации и силовые структуры: так Власть нависает над человеком. Гражданское общество, разрушаемое Властью, распадается на элементарные составляющие – группы и отдельных индивидов, что позволяет ей контролировать каждого. Административный аппарат образует нечто, подобное силовому полю, которое векторизует общество. Оно делит членов общества на “своих” и “чужих” (по степени преданности), способствуя отбору индивидов с определёнными качествами, готовых отдать своё право на выбор взамен на “заботу” со стороны государства, которое, в действительности, является формой порабощения. Те же, кто не хочет (или просто не может) отказаться от такого неотъемлемого права, морально (грубое выдавливание, обвинение в некомпетентности и т. п.[**]) или физически устраняются. Начинается тотальная регламентация всех сфер жизнедеятельности общества и подавление любых возможных проявлений несанкционированной “сверху” самореализации отдельных индивидов или групп. Даже время стало «точным временем» - единым для всех, - государственным! Но равномерный механический ритм современной цивилизации сам по себе уже составляет угрозу для психического и физического благополучия человека. Это проявляется и в научной сфере, в искусстве. В то же время марксистская теория предполагала участие в управлении государством всех, что должно вести к его отмиранию. Сегодня мы имеем совершенно иную ситуацию – гипертрофию административного аппарата, что превратило государства в загоны для человеческих стад, а пастухи живут в отдельном – столичном – мире. 
Иногда из уст власть предержащих можно слышать о старой и новой власти. Отмечу: не бывает “старой” и “новой” власти, Власть всегда только Власть и ничто иное, она не меняется. Власть не управляет, она диктует, используя население (человеко-массу, как ресурс) для воспроизводства ситуации, вроде бы требующей её наличия с целью воспроизводства властности с помощью власть-сохраняющих политтехнологий. Административная система выполняет функцию генома. Вот почему Власть всегда противится распространению правдивой информации и создаёт свою систему искажённого информирования общества (несмотря на то, что каждый член общества имеет право на владение всей информацией). Даже название придумали: государственная тайна. Тогда, как воспринимать заявления некоторых политиков относительно смены лица Власти? А просто как пример лживой риторики, демагогии, целью которой является попытка получить политические дивиденды. Почему так? Смена лиц в этом случае означает только одно: использование ещё большего количества политкосметики, как и изменение декораций вокруг «кормушки» (в известном смысле этого слова). Не может же это означать отказ от властной позиции, то есть самоликвидацию власти как жизненной формы, на что Власть никогда не пойдёт. И не имеет значения, какое «лицо» у Власти – политико-административное или финансовое: это две стороны одного лица с безобразной – криминальной - изнанкой.
Кто-то может заявить, что Власти противостоит оппозиция, которая ведёт борьбу с ней. Такая точка зрения ошибочна, поскольку оппозиция опять-таки ведёт борьбу за власть, а в устойчивом обществе, в котором количество ведущих партий сведено к минимуму, смена власти вообще приобретает периодический характер, что связано с эффектом политической усталости общества: меняется только внешняя оболочка. Итак, оппозиция – это та же самая Власть не при власти, Власть на отдыхе, во время которого она “отмывается” от властности, вернее, грязи Власти, на более глубоком уровне они неразличимы. В этот период главная борьба за Власть ведётся внутри самих оппозиционных партий. Такой сценарий политичного спектакля.
Но что пробуждает у людей жажду власти? - ставит вопрос Э. Фромм – сила их жизненной энергии или, наоборот, слабость и неспособность жить независимо от других? Какие психологические условия способствуют усилению этих устремлений, и какие социальные причины являются основой для возникновения этих психологических условий? Ответ таков: власть необходима тем, кто не в состоянии жить и действовать индивидуально, то есть людям слабым [4]. Здесь мы сталкиваемся с явлением своеволия, но своеволие - это воля, заглушившая голос совести и, следовательно, обожествившая сама себя: своеволие – это подчинённость власти своего собственного безволия противостоять соблазну достижения власти над другими. Достигший некоторого административного положения, жаждущий власти оказывается окружённым «облаком» помощников, которые создают мембранный эффект, пропуская только определённую информацию. Я позволю себе высказать мысль, что стремление к власти – это болезнь: власть одного человека над другим – явление, абсолютно ненормальное. Нельзя управлять системой, включающей человека, административным способом!
Это же касается и власти человека над Природой. И основной здесь - земельный вопрос. В огосударствленном мире исходят из того, что вся планета должна быть распределена между государствами, забывая о том, что мы арендуем землю у Природы. Но земля не принадлежит государствам, она не может быть частной собственностью (не понимаю, как кто-то может быть хозяином, например, охотничьих угодий, следовательно, и диких животных, которые там живут). Земля не может быть товаром, поскольку она никем не произведена. У неё нет цены: каждый фрагмент территории уникален и, как часть земной природы, включён в общее функционирование. Поэтому то, что произошло с природной средой, можно назвать предложенным Б.Б. Родоманом термином «экогеноцид» [5]. Нельзя быть хозяином Природы, нельзя быть хозяином земли, как нельзя быть хозяином Человека. Интересную мысль в своё время высказал М. Хайдеггер: воле к власти свойственно безраздельное господство рассчитывающего разума. Такой разум постоянно калькулирует новые выгодные, всё более многообещающие возможности. Он не может успокоиться и одуматься, очнуться. Это – не мышление, которое осмысливает, оно не способно подумать о смысле, царящем во всём, оно оперирует поверхностными смыслами. Из этого вытекает и совсем иное положение такого человека в мире и по отношению к миру. Мир становится объектом, открытым для атак рассчитывающей мысли, перед которой ничто не может устоять. Природа становится гигантской бензоколонкой, источником энергии и сырья для промышленности. Такое прагматически-техническое отношение человека к миру впервые возникло в ХVII столетии, притом только в Европе. Оно было совсем несвойственным прошлым векам и судьбам народов [6].
Сегодня властные структуры ведут игру против гражданского общества, пытаясь непрерывно воспроизводить ситуацию, которая делает якобы единственно возможной государственную форму организации. Мы видим, как трудно идёт процесс стирания границ в Европе, а на постсоветском пространстве пограничный режим всё более усиливается, что ведёт к искусственному блокированию естественного процесса образования регионов и роста интеграции. Особо отмечу: интеграция может протекать только через дифференциацию, поскольку объединяться могут только различия, которые сначала должны возникнуть (это касается и языка: владение языком своего этноса – это вопрос культуры каждого индивида, ведь культура многослойна), но эта дифференциация должна носить функциональный, а не политический характер. Наличие государственных границ способствует возникновению межгосударственных конфликтов и разногласий, которые чаще всего создаются искусственно партиями войны. Армия сегодня – это способ жизни за счёт общества. Её функция состоит в поддержании напряжённости в отношениях между государствами, в провоцировании конфликтов с целью демонстрации своей необходимости и наращивания расходов на содержание, хотя всем понятно, что все эти конфликты возникают не между гражданскими обществами, а между властными структурами. Заинтересованы в этом и фирмы, производящие вооружение: гражданскому обществу это не нужно. Есть государства, в которых живут чиновники и огосударствленный люд, и есть страны, в которых живут учёные, художники, поэты, свободные номады (нарушение их права на свободное перемещение является вопиющим!). Есть страна Кавказ, где испокон веков уживаются многие народы, есть страна Памир, страна Сибирь и страна Тибет, страна Север и страна Алтай, страна Сахара, есть страна Афганистан и страна Амазония… Между ними нет границ: страны узнают по их физиономии. Но сегодня редко вспоминают об этом. Никто не вспомнит Амазонию, скажут – Бразилия: геопространство стало огосударствленным. Делят Антарктиду, и даже Мировой океан. Но как быть номадам, для которых границ не существует? Это же явное ущемление права Человека – свободно идти по земле.
Власть, будто раковая опухоль, пронизывает своими цепями-метастазами весь социальный организм, проникая во все сферы его жизнедеятельности. И каждая “новая” Власть заполняет эти цепочки своими элементами аппаратурной реализации – “новыми лицами”, новыми детальками. Но от этого ничего не меняется, поскольку меняются только лица - внешнее оформление. Мы являемся зрителями политического спектакля, часто достаточно грязного, циничного, который разыгрывает Власть с целью создать впечатление реального функционирования. Интересно, почему никто не замечает, что административный аппарат по чисто объективным причинам не способен выполнять функцию управления, так как в современной сверхсложной ситуации просто невозможно получить, переработать и учесть всю информацию, необходимую для её реализации, да ещё и в реальном времени. Да и чем управлять, - сверхсложным социально-экономическим устройством, помещённым в сверхсложную природную среду? Это же миф, сказка! Нельзя управлять системой, включающей человека: это ведёт к отмене Человека!
Вот эта мифичность, о которой хорошо знают во властных структурах, вызывает необходимость в маскировке этой невозможности, что проявляется в виде сокрытия информации, затуманивания, откровенного обмана и гиперболизации контролирующей функции (это особый способ увеличения зависимости от аппарата чиновников): понимая, что ничего нельзя сделать, раздувают функцию контроля, периодически «выявляя» недостатки. Так государственность проявляется как антиобщественный паразитирующий институт. Значит, единственный путь, которым социум должен двигаться, следующий: довести Власть до её отсутствия. Это путь, которым всё равно заставит двигаться матушка Природа, поскольку иначе человечество не сможет выйти из того тупика, в котором оно оказалось.
Власть – явление не локальное, а глобальное. Следствием этого являются глобальные геополитические игры, которые только отвлекают гражданские общества отдельных государств от решения насущных проблем (придумали даже политическую географию). И чем более монистической, тоталитарной является система, тем более нелинейную форму имеют переходы от одного состояния к другому. Ещё одним негативным моментом, связанным с государственностью, является централизация, которая противостоит соединению политической свободы с экономическим равенством: концентрация финансов в столичных центрах ставит регионы в жёсткую финансовую зависимость, одновременно делая их и политически зависимыми! Зависимость регионов отражается и на конкретных людях.
Человек в огосударствленном обществе. Но самые большие проблемы связаны с самим человеком. Они уже давно были замечены выдающимися философами ХІХ и ХХ столетий – Ф. Ницше, К.С. Льюисом, М. Фуко, М. Хайдеггером, Э. Фроммом, К. Лоренцем, М. Бубером и другими. Возможно, главным выводом их работ является то, что современный человек себя уже исчерпал! Это означает, что он близок к эволюционной западне. Отсюда следует вывод: наибольшая угроза современному человеку содержится в нём самом. Как могло так случиться, что наиболее развитое существо, которое когда-либо создавала Природа, оказалось в таком положении? Попробуем разобраться с этим вопросом и поищем возможные варианты его решения. Начнём с самого человека, его природной функции.
Человек – это сверхсложный природный феномен, который содержит в себе множество напластований – всю историю становления Вселенной, то есть это отобранное качество, локализованное и сконцентрированное в едином индивиде, следствие многих нарушений симметрии, в том числе когнитивной функции, которая привела к её концентрации именно в человеке. И именно это делает Вселенную организмом человеческого мозга как органа разума: Человек своим разумом пытается охватить и познать всю Вселенную как свой расширенный организм [7]. Человек – это узел отношений, единственное существо, которое не просто вписано в природу как её часть, а осознаёт своё существование, ищет в ней своё место, он способен ставить перед собой цели и достигать их. Это делает его уникальным феноменом, который не руководствуется раз и навсегда заданными законами природы, поскольку он всегда является началом чего-то нового. Это и позволяет человечеству постоянно пребывать в эволюционной точке: каждое новое рождение – это потенциальная возможность возникновения нового эволюционного пути. Человечество – это поток разума, изменяющаяся разумная сеть, интегральный мозг. Но самое главное состоит в том, что человеческое сознание – это среда, в которой живёт и развивается мысль. Говоря образно, человечество – это, своего рода, зеркало, в которое смотрится Природа, не узнавая себя, это – область, через которую проходит фронт/коммуникация двух миров – внешнего и внутреннего, основанного на пространстве смыслов (мысленного), что и вызывает потребность в феноменологическом познании.
Однако сегодня, в условиях повсеместного огосударствления, человек, отобранный в поле напряжения административно-бюрократического аппарата (речь идёт о социопопуляции Homo sapiens civilis), отличается рядом особых свойств, среди которых – гипертрофия прагматического отношения к бытию (именно оно отвечает рабскому положению человека в государстве), превалирование политики над другими аспектами жизни, способность подчиняться и отдавать право на выбор другому (что способствует росту безответственности), согласие загнать свою собственную личность глубоко внутрь себя (дабы не мешала) и т. п. Такой человек становится просто информационной машиной: он постоянно производит мониторинг ситуации и обработку информации с целью продвижения по градиенту напряжения административного поля и финансовых потоков. Попав в административную систему, он превращается в элемент однонаправленного канала связи, по которому указания сверху проводятся вниз, желательно, без искажений (это важнейший показатель качества элемента): способность передавать без искажений, без эмоций – один из важнейших критериев отбора во властные структуры. Чем выше человек поднимается по административной лестнице, тем больше он теряет способность адекватно реагировать на ситуацию, тем меньше у него остаётся именно человеческого: административная система требует унифицированных исполнителей, в ней нет места для проявления индивидуальности. Здесь сотрудник – это просто звено в цепочке, не больше – запрограммированная машинка в машине. Происходит упрощение и огрубление человека, развивается способность не реагировать на информацию снизу (эмоциональная глухота). Некоторые видят в этом силу, в действительности же это - признак дегенерации, что проявляется в усилении способности не реагировать на события, в садистском безразличии. Эти качества внешне проявляются в уравновешенности, но это – уравновешенность, основу которой составляет дегенерация, проявляющаяся в подавленности страстей как следствии безволия, что так требуется для приспособленчества. Это очень опасная ситуация, поскольку, попав на такой путь, человек сойти с него уже не может принципиально: Власть – это наркотик, она меняет психику человека! У нас очень любят слово “власть”, забывая, что это не функция, это - форма паразитирования.
Указанные выше свойства необходимы для продвижения по ступеням власти – того чисто биологического рудимента, который унаследовал современный человек от своих давних предков. Но когда отдельные свойства получают гипертрофированное развитие, это может привести к гибели всего вида вследствие чрезмерного приспособления к условиям, которые он (этот вид) сам и создал: отбиравшийся на протяжении столетий государственный человек начинает болеть атавизмом, проявляющимся в несогласованности между умом и сознанием. Итак, «нормальное» большинство идёт к эволюционному тупику. Та же малая часть “людей не от мира сего”, на которых держится мир, растворённая в огромной массе “нормальных членов общества”, те, кто в силу своей ментальности не могут приспособиться к государственной жизненной форме, не в состоянии подчиняться правилу безусловного господства спущенной сверху единой мысли для всех, присутствуют как своего рода социомутанты. Они не могут ничего изменить, но именно они являются той ценностью, которая позволит человечеству обойти эволюционную западню, оставляя надежду на будущее.
А как же гражданское общество? Там, где есть Власть, имеется только видимость совместной жизни, поскольку горизонтальные связи нарушены. В таких условиях общество, как особая среда, которая должна воспроизводить человека, становится переусложнённым в политическом отношении, в такой среде человек теряет ориентиры и не может определиться со своей целью: он в тупике. Такое общество уже не в состоянии отобразить в своих понятиях и категориях последствия своей деятельности, а, следовательно, и понять их. Как высказался В. Франкл, в отличие от животных инстинкты не диктуют человеку, что ему необходимо, и в отличие от человека вчерашнего дня традиции не диктуют сегодняшнему человеку, что ему следует; не зная ни того, ни другого, человек, похоже, утратил ясное представление о том, чего же он хочет; в результате он или хочет того же, что и другие (конформизм), или делает то, что другие хотят от него (тоталитаризм) [8]. Как следствие: «мы узрим наконец явленное чудо, - животное общество, - совершенный и законченный муравейник» [9, с. 81]. Но, в таком случае, какой должна быть структура общества? Общество должно быть гетерархическим: это такая структура, когда каждый, руководствуясь правилами игры и оценкой ситуации, может взять на себя инициативу в интересах всей группы. Кроме того, современный человек живёт в окружении искусственных вещей - продолжении наших тел, и их схемы детерминируют его поведение. В чём же опасность искусственной среды?
Перед человеком языческой культуры мир предстаёт в анимистическом преломлении - как пространство, заполненное одухотворёнными существами, которые сами его воспринимают. Но, в условиях становления теоретико-прагматического отношения к миру, анимистические образы приобретают характер органопроекций, которые внедряются в мир технически - в виде искусственных вещей. Мир искусственных вещей, который теперь безраздельно господствует вокруг человека, окончательно вытесняет анимизм, место которого занимают “правила пользования”, а в духовной сфере – идея Бога (в монотеистическом варианте опять-таки идея, поддерживающая государство, поскольку вся сакральность здесь собрана в единственном образе) - нечто, вроде внешнего регулятора моральности. Понятие морали порождается цивилизацией – для человека будущего (Homo sapiens civilis) оно будет лишено смысла, поскольку моральность станет внутренним, укоренённым в подсознании, принципом его существования. Мораль в её естественном варианте можно определить как систему правил, принципов, норм отношений членов человеческих сообществ друг с другом и внешним миром, которая обеспечивает их выживание и становление. Между человеком и миром возникает непреодолимая пропасть/разрыв, который не заполняется ни религией, ведущей к духовной кристаллизации, ни редуцированной научной картиной мира, парадирующей природу, ни миром искусственных вещей, детерминирующих и ограничивающих бытие, ни искусством, от которого человек напрасно ждёт спасения, поскольку искусство (а это всего только отобранная природа) не может заменить дикую Природу - нескончаемый источник разнообразия и воодушевления. Выход из этого положения состоит в разгосударствлении социума и ликвидации института Власти. Причём этот процесс не может происходить в отдельно взятых странах или регионах мира, он должен протекать одновременно повсеместно, как таяние снега весной, хотя, понятно, дальнейшее движение может протекать по разным траекториям.
Проблема столиц. Следующий вопрос связан с дифференциацией городов, появлением элитных городов-столиц, жизненный уровень в которых существенно превышает таковой в других городах, которые, в свою очередь, существенно отличаются по этому показателю от городов более низкого ранга и т. д., вплоть до сельских поселений с их, часто, крайне низким уровнем комфортности. Возникает сложный ландшафт Тюнена. За счёт искусственной концентрации денежных потоков в столичных центрах происходит явное перераспределение бюджетных средств в пользу столиц, чему придают статус закона, искусственность которого очевидна. Это ведёт к явлению, которое получило название столичного шовинизма, или столичного эгоизма. Особенно ярко это проявляется в сферах науки, образования, искусства, спорта. Мало того, что столичные вузы, НИИ, театры имеют значительно лучшее финансирование, но часто искусственно повышается и их ранг (и это - унижение преподавателей, учёных, артистов, работающих в “периферийных” учреждениях). Это отражается на самовосприятии жителей столиц: уровень квалификации отходит на второй план, главным становится пребывание в Центре, что даёт возможность быть над людьми периферии. Повышенная комфортность столичной жизни притягивает определённые слои населения с выраженным стремлением к такому уровню жизни и столичному статусу. Это – быстрые люди – космополиты, те, кто быстро просчитывает ситуацию и отличается самой высокой скоростью адаптации к новым условиям, способностью проникать в любые среды, что обеспечивает преимущество на начальных стадиях – особи с хорошим пролазом, приспособленцы, активные ушлые люди (в действительности - криминалитет), прибывшие с периферии. Они буквально ввинчиваются в перспективную среду. Это, своего рода, информационные машинки, поверхностно обрабатывающие информацию. При этом от человека остаётся только внешнее оформление. Такие элементы аппаратурной реализации заполняют функциональное пространство столичных городов, особенно в периоды нестабильности, что существенно отражается на характере общего социального фона. Столица – это ёмкость для накопления социопатов, центр криминалитета. В наиболее гипертрофированных вариантах столичная жизненная форма в наибольшей степени указывает на тупиковость современного огосударствленного социума. Возникает социальный фронт, эволюцию и последствия развития которого трудно предвидеть. Любая столица развивается в интересах привилегированного меньшинства, отличающегося особым менталитетом. Население же за пределами столицы, по сути дела, выполняет обслуживающую функцию, поддерживая комфорт малочисленной, часто глубоко невежественной, надменной столичной элиты. Украина в этом отношении – прекрасный пример. После распада СССР потенциал, например, Харькова (третьего города в СССР по уровню развития науки и промышленности) существенно снизился: крупнейшие заводы, НИИ, КБ были либо разрушены полностью, либо низведены до нищенского существования. Рейтинги вузов снизились (теперь эти «рейтинги» вообще назначаются централизованно – в министерстве, исходя из того, что столичные вузы априори не могут иметь рейтинги, более низкие, нежели «периферийные»). 
        Разгосударствление и регионализация как путь решения проблем современности. Процесс разгосударствления очень сложен, и желательно, чтобы он носил эволюционный характер. Размывание государственности, стирание административных границ похоже на таяние снега весной: процесс ускоряется. Он не может происходить без существенных изменений на уровне самого человека. Человек, привыкший к тому, что за него принимают решения, принципиально не пригоден для жизни в новых условиях. Итак, должен коренным образом измениться менталитет человека и человечества в целом – ментальный ландшафт. Но для этого следует «разморозить» определённые степени свободы общества. В последние годы говорят об административной реформе. Можно согласиться, что реформа определённым образом будет способствовать этому процессу благодаря некоторой децентрализации (правда, она быстро гаснет на уровне региональных центров). Но это – очень маленький шаг в наиболее важном направлении, связанном с переходом человеческих масс в другое “фазовое состояние”, поскольку это опять-таки реформа административная, то есть она не касается главного – существования самой административно-бюрократической системы, что делает её мало весомой. Итак, процесс разгосударствления должен быть связан с очеловечиванием человека. На порядок дня выносится знаменитое ницшевское утверждение: человек начинается там, где заканчивается государство.
Как замечает В. Бибихин [10], может быть, следовало бы, как делает образованная общественность на современном Западе, вообще отречься от того, что называют «империализмом техники», «империализмом власти», «гегемоническими структурами» (но за чем по существу стоит необходимая цельность бытия), чтобы «децентрировать» своё «сознание», одергивая самих себя всякий раз за всякую тень решимости и целенаправленности, поскольку «империализм мысли» тоже надо пресекать? Правда, с последним вопросом не следует торопиться, поскольку мысль содержит в себе внутренний импульс движения, стимулируемого стремлением к полноте образа. А вот империализм  человечества на нашей планете пресечь давно пора.
Ни одна организация не может быть лучше, чем качества людей, её составляющих – написал в “Республике” Платон. Тот, кто представляет себе, как работает клеточный автомат, может обнаружить, что организация может возникать на основе действия алгоритма, который не содержит централизованной команды: она становится следствием локального взаимодействия элементов, реагирующих на состояние соседей и локальную ситуацию. Речь идёт о самоорганизации. Его Основными моментами должны быть проблемы морали, нравственности, поскольку общество, основу которого составляют высоконравственные люди, функционирует наиболее эффективно, являясь наименее энергозатратным: чем больше отношения в нём регулируются нравственными принципами, тем меньше проявляется потребность в таких малоэффективных регуляторах, как бюрократия, органы правопорядка и т. п., которые сами должны ещё подтверждать свою моральность. Так возникают отобранные режимы функционирования, которые устанавливаются в системе. Именно такой характер взаимодействий лежит в основе самоорганизации как явления, а отбор режимов функционирования и направлений движения в таких системах совершается путём захвата мод,эквивалентом чего в социальных отношениях является привлечение внимания через заинтересовывание (в отличие от приказа в условиях действия Власти). Вот на такой основе и должна возникать регионализация. Вместо вертикальных связей, господствующих в государственной системе, должны развиться горизонтальные связи между членами общества, возможность чего всё в большей степени обеспечивает Интернет. В таком режиме каждый может входить во взаимодействие с каждым. Это повышает вес положительных моральных качеств, поскольку с лживым и эгоистичным человеком контакты будут быстро разрываться (в отличие от административной системы как среды, в которой негативные качества позволяют иметь преимущество, поскольку Власть стимулирует распространение подхалимажа и коррупции). Возникает вопрос: так что, необходимо говорить об индивидуальном суверенитете? Думаю, социум идёт именно в этом направлении. Вспомним мысль М. Мерло-Понти [11, с. 5]: «Я не есть «живое существо» или даже «человек», или даже «сознание», со всеми характеристиками, каковые зоология, социальная анатомия или индуктивная психология признают за этими продуктами природы или истории, — я есть абсолютный исток, моё существование идёт не от моих предшественников, от моего физического или социального окружения, оно идёт к ним и их поддерживает, ибо моё «я» заставляет быть для меня».
            Регион. В отличие от современных взглядов географов, экономистов, социологов на регион, автор рассматривает это образование как не связанное с административно-территориальным делением государств. Регионы – это не политико-административные образования. Государственность является препятствием для формирования регионов, поскольку устанавливает множество искусственных ограничений, что тормозит процесс регионализации. Среди них – межгосударственные границы (люди должны передвигаться и общаться свободно), административный аппарат, который руководствуется личными интересами и всячески сдерживает процессы самоорганизации, преобладание производственных систем с проточным режимом, что делает их зависимыми от внешних условий и т. п. Но речь не идёт о том, что на уровне регионов власть сохраняется - в этом случае это будут владения местных князьков. Такая регионализация – это всего только новая феодализация.
Регион – подвижное образование, свободный поток, который сам определяет свои границы, внутри же государства – это поток в железобетонном канале, движение которого не является свободным. Именно поэтому мир регионализованный значительно пластичнее мира огосударствленного. Будущий регион – это диссипативная система с самоорганизацией, сложный многоскоростной гетерогенный континуум. “Каналом” же протекания является производственная инфраструктура, система транспортных магистралей, система социально-политических институтов, образования, культуры, сферы обслуживания, спорта, законодательная база и т. п. Все они сложно взаимодействуют, образуя организм региона. Итак, состояние региона на данный момент времени – так называемый моментальный срез, который мы можем воспринять – это “поперечный” срез потока, характеризующийся своим сложным виртуальным гиперландшафтом как образом состояния. Его конфигурация в пространстве состояний постоянно меняется и никогда не повторяется. Регионом нельзя управлять административными методами: изменения происходят быстрее, нежели это становится заметным. Самоуправление здесь происходит через внутренние механизмы самоорганизации, это и есть просто самоорганизация, исключающая присутствие какой бы то ни было власти.
Регион – самоорганизующаяся и самосогласованная социально-экономическая территориальная структура, в которой связующими выступают волны активности, активизирующие «атомы»-центры, которые изначально индуцируют некогерентные волны активности – «лавины» активности. Причём территория рассматривается как активная среда, состоящая из множества разнородных активных возбудимых элементов, реализующих общий режим функционирования. Это - система экономически и социально активных центров, далёких от равновесия. Регион возникает тогда, когда система «накачивается» энергией, в результате чего неупорядоченные волны объединяются в единую последовательность волн активности. Эволюция идёт в направлении роста их когерентности. В результате возникают согласованные эффекты. Координация протекает внутри самой системы. Регион – это замкнутая сеть интеракций, в которой каждое изменение интерактивных отношений между определенными компонентами всегда приводит к изменению интерактивных отношений в тех же или в других компонентах.
Процесс регионализации - постепенный. Сначала путём самоорганизации возникают отдельные регионы, на втором этапе происходит формирование региональных кластеров, целью чего является повышение эффективности производственной деятельности. Всё должно завершаться образованием глобальной региональной сети. Сначала действует конкуренция (за отдельные функции), но затем вся система переходит в комплементарный режим: устойчивое функционирование исключает внутреннюю конкуренцию (во всяком случае, она отходит на второй план). Характер функционирования и взаимодействия определяет архитектуру регионального пространства. Эта архитектура “прорастает” из менее организованного («ризомного»)*** антропотизированого геопространства, не охватывая его полностью, то есть некоторые территории должны оставаться за пределами регионализированного пространства, оставаясь маргинальными.
Однако такая сеть может возникать и функционировать только при наличии каналов связи, по которым легко проходят инновации и волны активности. Волны активности предполагают внутреннюю нестабильность, необходимую для дальнейшего развития, поскольку система, находящаяся в гомеостатическом режиме, развиваться не может. Этот режим обеспечивает возможность прощупывания внутреннего пространства состояний, общей ситуации и отслеживания оптимальных режимов функционирования. Регионы – это сложные открытые динамические системы (разновидность антропотизированных режимов геосистемы), которые должны содержать в себе механизмы отслеживания оптимальных режимов функционирования, самонастраивания внутренней структуры, самоограничения и т. п. Такие системы способны самостоятельно “отращивать” необходимые функции или ликвидировать лишние.
Регионы как целостности должны иметь нечто, подобное механизму самоощущения. Межгосударственные же границы блокируют распространение инноваций и мешают их ассимиляции. Ещё более важно то, что границы тормозят процесс формирования единого мирового сообщества как социотела. Это своего рода буферы, которые поглощают инновации и волны активности. Процесс регионализации должен завершиться образованием единого мирового социально-производственного организма с особой функцией воспроизводства устойчивых условий, которые максимально способствуют действию глобального гибридного интеллекта, поскольку всю агротехносферу следует рассматривать как тело ноосферы.
Остановлюсь подробнее на проблеме взаимодействия региона со средой, где таковой является не только минерально-биотизированное геопространство, но и вся совокупность регионов, образующих мировую сеть как каркас мировой социально-производственной системы. Важно то, что в процессе становления она сначала является подвижной, но, в конце концов, должна постепенно стабилизироваться: организация предполагает стабильность. Это должно проявляться в увеличении когерентности между показателями, характеризующими регионы, в их синхронизации, а также в уменьшении амплитуды их колебаний. В то же время внутренняя активность, нестабильность, хаотичность, не синхронность должны поддерживаться на определённом уровне: это - механизм обследования внутреннего пространства состояний и состояния внешней среды. Инновационные волны в виде потоков информации взаимодействуют с функциональными режимами регионов, которые, при наличии сродства, резонируют с ними, что ведёт к определённым преобразованиям, как структуры, так и этих самых функциональных режимов: регион буквально погружён в информационное поле. Такую динамику следует рассматривать, как действие информационной машины, то есть регион в своей функциональной структуре должен содержать информационную машину – организацию динамических режимов, которые, обрабатывая информацию, уменьшают неопределённость путём отбора функциональных режимов и их закрепления в структуре. На определённом этапе развития эта функция просто совпадает с “физиологией” региона, то есть они нераздельны. Но с развитием Интернет начинается “цефализация” регионов. Речь идёт о формировании аппаратурной реализации глобальной системы связи, которая становится основой гибридного интеллекта разных масштабных уровней. Со временем вся эта организация, вместе с базами данных, начинает использоваться как основа гибридного интеллекта, которую и следует рассматривать как функциональное ядро ноосферы.
Но регионализация не означает исчезновение жизненных укладов других жизненных форм, связанных с традиционными культурами. Наоборот, территория проживания обществ, находящихся на более ранних культурно-хозяйственных уровнях, функционируя в гомеостатических режимах (индейцы Амазонии, народы Севера, бушмены, аборигены Австралии, бедуины, кочевые племена других территорий) выходят из-под “опеки” государств и воспроизводят отобранные их историей жизни формы, к которым они приспособлены. И это не означает создания резерватов (как не может идти речь о, например, резерватах для тундры или полярных пустынь, биогеоценозы которых уступают по уровню организации и сложности аналогам умеренных, тропических и экваториальных широт). Это означает, что на этих территориях заканчивается любая деятельность технизированных обществ, то есть они получают такие же права на существование, как и цивилизованные общества. Эти территории более не входят в состав ни государств, ни регионов. Такой подход является составляющей стратегии согласованного развития, которую автор в своё время предложил вместо известной стратеги устойчивого развития, как и стратегии сбалансированного развития. И дело здесь не в других словах, а в другом смысле, в иных основаниях. Составляющей этой стратегии является и создание страны “Биосфера”.
Регионализация как основа становления ноосферы и дивосферы. Стратегия согласованного развития. Я не буду касаться здесь проблем, связанных с хозяйственным, экономическим или политическим аспектами – они рассмотрены более-менее полно в роботе Ю.Н. Гладкого и А.И. Чистобаева [12], в ряде моих работ (например, [13]) и других авторов, коснусь только вопроса когнитивизации/интеллектуализации антропосферы – процесса, возможно, наиболее скрытого, но одного из наиболее важных. Глобальный гибридный интеллект – это своего рода планетарный когнитивизированный слой, в котором соединяется когнитивный потенциал мыслящего сообщества учёных, усиленный мощными компьютерными системами, искусственными нейронными сетями и т. п. Именно он начинает действовать как мозг планеты Земля. Мысль начинает блуждать лабиринтами Интернета, схватываться семантическими мониторинговыми системами и каждый получает возможность принять участие в дискуссии, добавляя, усиливая или немного изменяя смыслы высказываний и математических выкладок, тем самым влияя на планетарный семантический ландшафт. Но жизнь таких гибридных когнитивных систем начинается на региональном уровне: всё новое с более высоким уровнем организации носит сначала локальный характер. Системы гибридного интеллекта регионального уровня со временем соединяются в мировую сеть, которую автор и склонен называть ноосферой: так человек освобождается от регулярной когнитивной функции, которую он передаёт компьютеру. Рациональная форма отображения природы, которая лежит в основе современной науки, замыкается в искусственном придатке человеческого мозга. Начинается прорастание ноосферы в техносферу, а затем – техноосферы в агросферу, формируется единый организм антропосферы. Становление информационного общества имеет одну особенность: ведущую роль здесь начинает играть, так сказать, «бесплотная» информация, что должно привести к проявлению несомненного преимущества на социальном уровне в виде общественной формы собственности на информацию, что должно привести к отмиранию частной формы собственности на что-либо вообще. 
Наконец, оставив позади ноосферу, проросшую в техно- и агросферу, человечество вступает в новую бытийную форму – духовную, которая предполагает возникновение и новой геосферы - дивосферы. Ей соответствует и новый человек - Homo sapiens divinus – человек духовный. Это означает, что духовность проступает из глубины человеческого существа и становится его главным проявлением в мире, главным признаком его имени. На первый план выходит феноменологический (читай - коммуникативный) контакт с Природой, контакт на духовном уровне. Именно тело является проводником человека в мир, именно его состояние, которое определяется не только физиолого-метаболическим уровнем или чисто информационным обменом (когда тело проявляется как информационная машина), а именно феноменологическим, который, является основой духовного отношения к природе, если духовность понимать как чувство эмпатии, сродства с Вселенной. Человек снова поворачивается лицом к Природе, возвращая ей её цель, она снова воспринимается как субъект, с которым следует договариваться. Но такой характер сосуществования с Природой (хотя это уже не анимизм варваров), требует иного восприятия: теперь она видится как дополнение, как часть организма человеческого мозга. Происходит сжатие антропосферы и становление страны “Биосфера” как основы согласованного сосуществования человека и природы. Природа перестаёт быть ресурсом, становясь комплементарной составляющей человеко-природной тотальности. В связи с этим ставится вопрос о приоритете отведения территорий под страну “Биосфера”, не входящих в регионы: хозяйственная деятельность должна лимитироваться пространственной структурой биосферы.

* Jerome Hall. ”Authority and the Law”, in Authority (Cambridge, Mass.: Harvard University Press). 1958. С. 59.
** С этим явлением столкнулся автор статьи в своей профессиональной деятельности
*** Ризома — корневая система, не обладающая четкой структурой главного и боковых корней - понятие, введенное Ж. Делёзом и Ф. Гватгари в книге «Ризома» (1974) в противовес термину «структура» как строго систематизированному и иерархически упорядочивающему принципу организации природных, социальных, научно-логических и культурных явлений, понятие философии постмодерна, фиксирующее принципиально внеструктурный и нелинейный способ организации целостности, оставляющий открытой возможность для имманентной автохтонной подвижности и, соответственно, реализации ее внутреннего креативного потенциала самоконфигурирования; нелинейный способ организации целостности, оставляющий открытой возможность для имманентной автохтонной подвижности и, соответственно, реализации ее внутреннего креативного потенциала самоконфигурирования (http://ec-dejavu.ru/r/Rizoma.html).

Литература:
1. Льюис К.С. Человек отменяется // Знание – сила. – М.: Знание, 1991, № 12.- С. 53 – 58.
2. Анделсон Р.В. http://vasilievaa.narod.ru/gu/mat_conf/SOV/SOV2.htm
3. Серио П. О языке власти: критический анализ / Философия языка: в границах и вне границ. – Харьков: Око, 1993. – Т. 1. – С. 83 – 100.
4. Фромм Э. Бегство от свободы. – В кн.: Бегство от свободы. Человек для себя: Пер. с англ. – Мн.: ООО «Попурри», 1998. – 672 с.
5. Родоман Б.Б. Черты колониализма в современной России / lib.babr.ru?book=3534.
6. Хайдеггер М. Преодоление метафизики – В кн.: Время и бытие: Статьи и выступления: Пер. с нем. – М.: Республика, 1993. – С. 177 – 192.
7. Ковалёв А.П. Рациональное природопользование или коэволюция общества и природной среды? // Физическая география и геоморфология. – Киев: Изд-во при КГУ, 1989, вып. 36. – С. 3 – 8.
8. Франкл В. Человек в поисках смысла. -  М.: Прогресс, 1990. - 368 с.
9. Валери П. Кризис духа / Избранное: Пер. с франц. – М.: Издательство художественной литературы, 1936. – С. 69 – 81.
10. Бибихин В. Мир. – Томск: Водолей, 1995. – 144 с.
11. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия / Пер. с франц.. – С.-П.: Ювента», «Наука», 1999. – 606 с.
Франкл В. Человек в поисках смысла: Пер с. франц. -  М.: Прогресс, 1990.- 368 с.
12. Гладкий Ю.Н., Чистобаев А.И. Основы региональной политики: Учебник.- СПб.: Изд-во Михайлова В.А., 1998. – 659 с.
13. Ковальов О.П. Регіональний розвиток: погляд на сто років вперед // Регіональні перспективи. – Кременчук: Асоціація “Перспектива”, 2003,  № 7 – 8 (32 - 33). – С. 3 – 11.


Опубликовано:
Вісник Харківського національного університету  ім.. В.Н. Каразіна, № 909, Серія: Геологія – Географія – Екологія. Вип. 32, 2010, стор. 76 – 90.
УДК 910.3/330.117

2 коментарі:

  1. Про власть - все точно! Класс!
    Но в регионе живут люди, очень разные, т.е. принципиально это ничего не меняет. А дивосфера - это дань романтике.

    ВідповістиВидалити
  2. Спасибо за комментарий! По поводу власти – очень многие соглашаются. Действительно, возможен ли иной вариант? Я пытаюсь обосновать положительный ответ на этот вопрос. Но это предполагает существенное изменение самого человека, который должен вернуть себе собственную природу – свою духовность. Речь идёт о том, что в будущем даже понятие морали должно будет исчезнуть, поскольку действовать аморально будет сначала невыгодно (в сетевом обществе это не пройдёт), а затем – просто бессмысленно. Сегодня мы находимся в такой социальной ситуации, что это может показаться недостижимым (сегодня именно аморальность обеспечивает успех), но, думаю, это не так. Сеть тебя либо принимает, либо исключает.
    Что же касается романтизма (по поводу дивосферы) – мне кажется, что плох тот учёный, в котором не живёт романтик. Но в случае с дивосферой ситуация несколько иная. Это – стадия становления Геомира, при достижении которой как раз и возникает наиболее благоприятная обстановка для раскрытия потенциала человека: он достигает стадии духовного человека, а духовное, как заметил В. Франкл, и есть свободное в человеке, плюс – ответственность. Это я называю человекостью. Это то, что выдавливается властью. Но для этого следует отказаться от восприятия Природы как ресурса и, соответственно, другого человека как ресурса. В человеке должен возродиться Человек, а человек это тот, кто чувствует ответственность за всё (так считал Антуан де Сент-Экзюпери). Посмотрим. Я желаю Вам дожить до этих времён.
    Александр

    ВідповістиВидалити