26 січня 2012 р.

География меняет свой облик


100-летию со дня рождения Павла Васильевича Ковалёва – географа, альпиниста, сильного и мужественного Человека – посвящается.

Рассудок, понятие, "познавая", убивают. Они превращают познанное в застывший предмет, который можно измерить и разделить. Созерцание одухотворяет. Оно включает отдельное в живое, внутренне прочувствованное целое.
О. Шпенглер, «Закат Европы»

Вступление. Оказавшись в 21 столетии, мы обнаружили географию разорванной на множество частей, отходящих от двух её традиционно выделяемых направлений – физической и социально-экономической. Создаётся впечатление, что время не властно над ней: всё вокруг меняется, возникают новые проблемы, но географы твёрдо стоят на позициях, оформившихся лет так 130 – 140 назад. Казалось бы, такая устойчивость свидетельствует о том, что ещё в те далёкие годы географы удачно нашли структуру и методологию географии, конгруэнтные особенностям той части Мира, которую они начинали исследовать. Но это не соответствует действительности: на сегодня и методология, используемая географами, и структура географии уже не соответствуют пониманию той части среды, которую со времён Элизе Реклю стали называть географической. Оказалось, что эта среда является самой сложной частью Мира. Это значит, что мы имеем дело с явлением, известным под названием «сложность». Человечество погружено в эту среду, периодически, входит с ней в противоречие, порождая экологические конфликты, и ему ещё предстоит интегрироваться в неё. Эту часть Мира будем именовать Геомиром. Длительное время географы пытались построить его образ на основе механистического мировоззрения, что выводило на первый план дифференциацию и аналитический подход, дающий возможность измерения выделенных частей. Возможно, этому способствовало развитие книгопечатания, актуализирующее визуальность (и, соответственно, ведущую роль зрения) [Мак-Люэн, 2003], при этом другие формы восприятия и репрезентации, основанные на тактильности и синестезии, постепенно теряли своё значение. С ними уходил и тот пластичный образ, лежавший в основе «картины мира» доренессансной эпохи, который основывался на непрерывности среды. Более того, культура книгопечатания, закрепляя дискурсы в незыблемой печатной форме, не благоприятствовала коммуникации между научными направлениями и подавляла плюрализм, а критерием истинности всё больше становилась точка зрения столичных авторитетов, что особенно ярко проявилось в СССР: диалог был заменён монологами авторитетов и узаконенными точками зрения, охраняемыми официальной наукой.

Начиная с эпохи Ренессанса, слова захватывают ментальную сферу человека, вытесняя пластические ментальные образы с постепенными переходами между ними: Мир всё больше превращался, как красиво сказал Мишель Фуко, в переплетение слов и вещей [Фуко, 1977]. В экстремальном варианте это привело к овеществлению слова и живой человеческой речи: вместо того, чтобы, как полагал М. Хайдеггер, язык проговаривал человеком, человек стал «говорить вещами» (не связано ли с этим овеществление ландшафта и дробление его на части – фации, урочища, местности?). Слова теряют сакральный оттенок, одновременно сакральность удаляется и из среды. Но если буква стимулирует разделение, а слово требует точного соответствия вещи, как и дистинкции (чему, однако, препятствует континуальность среды, с которой редуцированные идеализированные словесные образы – предвестники нейтральных математических символов - входят в противоречие), то основу картины, образа составляет связь, целостность: вещам здесь не отводится ведущая роль. В случае геосреды мы имеем дело с такой колоссальной сложностью, которую нельзя разложить на простые части без потери основных свойств, и именно целостность выступает тем началом, которое обеспечивает её устойчивость. Этот фрагмент Мира не схематизируется, его нельзя выразить с помощью сухих диаграмм, а связанные с ним образы размыты и трудноопределимы. Требовалось новое видение, поскольку бессмысленно накладывать на изменчивую непрерывность сетку с фиксированными ячейками, пусть даже разных размеров: Геомир ей соответствовать не будет, он не до такой степени регулярен, он не состоит из однозначно выделяемых однородных деталей. Но, что тогда можно предложить взамен? Попробуем выявить тенденции, которые проявились достаточно давно, но стали выраженными только в последнее время.
Тенденции ХХ столетия и их истоки. Наша задача состоит в том, чтобы попытаться выявить то новое, что имело место в географии в недавнем прошлом и влияет на наши представления сегодня. Прежде всего, это касается объекта географии. Никто раньше не думал о том, что география может быть связана с исследованием самого сложного фрагмента Мира – Геомира как квазиорганизма. Всё казалось очень простым, требовалось только покомпонентно описать дневную поверхность Земли, климатические особенности (они почему-то сводились к значениям атмопараметров) и традиции народов в разных частях земного Шара. Но если до эпохи Ренессанса основное внимание уделялось движению и действию, то, начиная с неё, поле мышления стала захватывать «дисциплинирующая ум» линейная логика, в результате чего возобладали статичность и абстракция. Если до эпохи Ренессанса слова, как писал М. Мак-Люэн, обладали, естественной живостью, то с развитием механистической науки они превращаются в чётко очерченные гомогенные единицы – инструменты [Мак-Люэн, 2003] (лучше – детали конструктора). В такой эпистемологической ситуации не остаётся места живому, свободному воображению человека, которое оказывается «зажатым» среди застывших образов. Письменность, замечает он, превратила просвещенного индивида в замкнутую систему и вырыла ров между видимостью и реальностью: человек редуцировался, его мышление стало унифицированным и гомогенным [Мак-Люэн, 2003], что, в свою очередь, требовало гомогенизации внешней среды. Не в этом ли кроются те проблемы, с которыми ещё сегодня сталкиваются географы? Геосферами стали именно гомогенные образования (лито-, гидро-, атмо-, био-, как она понималась), что вело к путанице на протяжении нескольких десятилетий, поскольку они являлись объектами исследования других дисциплин, которые то вводились в структуру географии, то выводились из неё. Ещё сложнее оказалась проблема, связанная с человеком, его представленностью в географии. Возникшая в ХIХ веке в Германии антропогеография, становление которой поддерживалось нарастающим проявлением антропосферы как гетерогенного образования, со временем, трансформировалась в социально-экономическую географию, которой в Геомире ничего не соответствует. Это привело к разделению географии на направления, представители которых перестали понимать (и слышать) друг друга. Но специализация, мешающая видеть более широкие связи между вещами, бессмысленна и неплодотворна. Не помогло и введение терминов «природный комплекс» и «ПТК», в определении которых - как понятий - целостность только декларировалась, на самом деле в их основу клался суммативизм. Такая система терминов заставляла видеть только то, что они допускали, всё остальное как бы отсутствовало. Некоторые сдвиги наметились было в связи с введением А.А. Григорьевым терминов «географическая оболочка» и «географический процесс», но они тоже носили суммативный характер. Не слишком улучшилась ситуация и после введения В.Б. Сочавой термина «геосистема», которое просто подменило термины «природный комплекс» и «ПТК». А поскольку после работ Л.С. Берга ландшафт тоже стали рассматривать как географический комплекс, возникло сразу три синонима. Ландшафт, как целостный образ местности, было предложено делить на вещественные составляющие – фации, урочища и местности. Как свойства, приписываемые прямой линии, есть продукт ума самого геометра (удобная фикция), так и выделение «морфологических единиц ландшафта» на основе догматизированной визуальности, положенное в основу берговского «ландшафтоведения», представляло собой именно фикцию, только, в отличие от геометрии, бесплодную. Многомерность человеческих чувств сводилась к одномерности, да и смыслы самих терминов были грубо искажены. Географы только и занимались, что извлекали визуальность из чувственной синестезии. Но эта визуальность не была свободной, что мы наблюдаем ещё сегодня, она была закована в надуманную схему. Возобладала единая узаконенная точка зрения, закреплённая в учебниках. В такой системе подавлен плюрализм, в нет места и неуживчивой свободной мысли: она защищает уже мёртвое, не давая дорогу живому. Назрела необходимость перевода опыта в новые формы.
Таким новым опытом сначала стало понимание геосистемы как динамического образования, в котором движение разных вещественных гомогенных масс принимало форму гетерогенного согласованного круговорота. Уже в таком понимании важным становится феномен организации. Геосистема охватывает всю геосреду и выступает выражением её организованности, но в отдельных своих частях она представлена локальными геосистемными режимами, каждый из которых есть следствие нарушения симметрии геосреды. На глобальном уровне эти режимы как бы притираются друг к другу [Ковалёв, 2009], «договариваются» действовать совместно. Важнейшими стали понятия организации и согласования. Это наводило на мысль о роли коммуникации. Глобальная геосистема неравновесна, что ведёт к её эволюции, к возникновению всё более сложных уровней организации, от минерального к биотизированному (биосфера), от него – к антропотизированному (антропосфера), и далее – к дивосфере как их единству (например, [Ковалёв, 2009]). Это в полной мере соответствует образу «творческого порыва» Анри Бергсона. Её целостность обеспечивает связующий паттерн. Но оставалось непонятным, как эта среда структурирована и что обеспечивает возникновение и поддержание паттерна на уровне локальных режимов, и этих режимов в геосистемном целом. В рамках системного подхода считалось, что ведущей является структура, а её составляющие соответствуют функциям. Но это не так: между структурными составляющими и функциями нет однозначного соответствия, за функции ответственны одновременно несколько структурных составляющих. Сами они могут меняться, но функции должны сохраняться. Кроме того, без ответа оставался вопрос: в чём суть того, что мы называем Геомиром? Ещё один вопрос: можем ли мы получить ответ более высокого качества, отойдя от механистического взгляда на Геомир, при котором он теряется в тех частях, которые вроде бы объективно выделяются и представляют его как декларируемую целостность? На помощь пришёл холизм.
Переход географии на холистическую основу. Корни холизма уходят глубоко в древность. Выраженным холистом был В. Гёте, исключавшим возможность механистического описания живого. В географии образ геосреды, введенный Э. Реклю, также был выражением холизма, но надо было пройти ещё долгий путь к пониманию сути вопроса. Но наиболее конкретно вопрос впервые был изложен Дж.К. Сматсом в работе «Холизм и эволюция» [Smuts, 1926], а через сорок лет А. Кёслер ввёл термины «холон» и «холархия». В географии эти взгляды появились только в 70 - 80-х годах прошлого столетия (например, идея Геи Дж. Лавлока и работа Р. Джонстона [Johnston, 1985]), но оставалось непонятным, как такое видение могло быть использовано для отображения крайне сложной гетерогенной геосреды. В 90-х годах начало формироваться представление о геопроцессе как ключевом холистическом процессе, лежащем в основе эволюции Геомира [Ковалёв, 1990], было изменено представление о геосферах. В 2011 году появился термин «геохолон», что позволило связать в единое целое геокомплекс, как организацию активных поверхностей, сопровождающих их процессов и общий геосистемный режим [Ковалёв, 2011].
Суть холистического видения Мира вообще состоит в том, что выделяются «составляющие» - холоны, обладающие одновременно свойствами части и целого, что существенно отличает его от системного подхода, в котором часть и целое есть жёсткая дихотомия. Мир представляет собой множество связанных друг с другом холонов разных масштабов и уровней организации, образующих холархию. Холоны – это сгущения организации, которые воспринимают воздействия других подобных образований, причём многие из них приходят, будучи уже трансформированными, поскольку они проходят через «слои» других холонов. Холоны не аморфны, но это и не жёсткие конструкции, они проявляются спонтанно, это – сгущения организации в аморфной среде. Причём эта организация не привнесена извне, она возникает в результате движения через множество бифуркаций. Ситуация оказывается очень сложной для описания: нет холонов самих по себе, есть некие организационно-коммуникативные, временно стабильные сгущения, интегрировавшие в себе воздействия других подобных образований. Организация возникает не благодаря некоему мощному внешнему воздействию, а благодаря налаживанию внутренних связей. За эту организацию отвечает коммуникация, благодаря которой возникает то, что Г. Бейтсон назвал связующим паттерном [Бейтсон, 2000]: она становится ведущим агентом взаимодействия, ответственным за поддержание организации. Все холоны есть следствие нарушения организационно-коммуникативной симметрии. Холархия – это не набор холонов разных иерархических уровней (как это часто представляют), это холонизированная среда, поскольку холоны не существуют раздельно. Все они связаны субхолонным уровнем и коммуникацией. В действительности холархия проявляется в виде динамического «ландшафта», отражающего перераспределение организации, её поток: спонтанно возникают новые сгущения организации, а существующие разрушаются, растворяются в субхолонной среде. Организация перетекает из одних областей среды в другие. Среда образована множеством элементарных áкторов, которые захватываются волнами организации, вовлекаются в процесс образования холонов, стремящихся их удержать. Сначала они образуют сочетания типа ad hoc, но когда количество захваченных áкторов достигает критической «массы», а коммуникация – критической интенсивности и эффективности, проявляется тенденция к самоорганизации. Возникает некий синтаксис, который определяет правила формирования, организации режима холона. Он эволюционирует от не конфигурационного (с произвольным действием элементарных áкторов) к конфигурационному режиму, благодаря чему возрастает уровень организации. Такая эволюция может быть успешной и неуспешной, что зависит от устойчивости и эффективности нарастающей коммуникации. Здесь возникает целый ряд вопросов, связанных с возникновением функций и роли семиозиса: похоже, что организация и семиозис неразрывны, что является имманентным свойством природы в целом. Более того, в результате становления холон накапливает то, что Дж. Хоффмейер назвал "tacit knowledge" [Hoffmeyer, 2001] – невыражаемое словами знание как следствие отношений, устанавливаемых организацией организма как целого. Но ведь это и есть паттерн организации, однако как это происходит?
Каждый холон содержит в себе то, что Ч.С. Пирс назвал интерпретантом (смысл, выделенный из знака, сигнала), тому же, ни сам знак как сигнал о чём-то, ни интерпретант не существуют без этого интерпретатора (например, [Peirce, 1955]). На первый план выходит семиотика. Она связана с процессом познавания: как значение возникает внутри холонов, делая восприятие и познание/узнавание возможным, ведь в холоне воздействия не воспринимаются такими, какими они есть. Именно этот факт требует наличия интерпретатора: из большого спектра возможных вариантов значений необходимо отобрать наиболее близкий к содержанию, вкладываемому источником, связав его с собственной целью, мотивацией. Прекрасными примерами интерпретатора являются водный поток, биогеоценоз, регион (не как административная единица).
Раскрытие содержания сигнала/воздействия имеет вероятностную природу. Это предполагает построение моделей, образов среды с целью выявления возможных положительных эффектов и рисков, что было бы невозможно, если бы воспринимающая структура не была бы частично идентичной источнику: они должны быть связаны онтологически. Формируясь, холон накапливает сложность, самообучается: все предшествующие организационные уровни с их смыслами соприсутствуют одновременно. Это значит, что холоны имеют не столько иерархическую, сколько диахроническую структуру. Не думаю, что холистическое толкование должно основываться на соподчинении: здесь важны все составляющие. Элементарные áкторы не заменяемы, как детали в машине, поскольку каждый из них индивидуален и влияет на исход. Их разнообразие определяет спектр возможных траекторий движения: это – множество áкторов со случайным сочетанием свойств, переходящий в пучок под действием разворачивающейся коммуникации. Особенности холонов на более высоком уровне должны определяться способом интеграции составляющих на предыдущих уровнях, но этот способ – синтаксис – несомненно, концентрируется, оформляется как таковой на более высоком уровне. Часто это отображают с помощью нисходящих и восходящих связей.
Важно то, что в рамках холистического видения такие феномены, как жизнь и разум, присутствуют изначально как потенциальная возможность, и проступают через инертную материю, проявляются (для реципиента-интерпретатора) при достижении определённой концентрации таких качеств, как живость и разумность. При этом возникает необъяснимое чувство того, что мы имеем дело с чем-то таким, что можно назвать живым и разумным. Именно поэтому нам они являются спонтанно, как эмердженции. Возможно, такое движение основано на возрастании семиотической свободы, как это назвал Дж. Хоффмейер [Hoffmeyer, 1997].
Связь между холонами имеет, прежде всего, коммуникативную природу, т. е. холархия – это коммуникативная сеть, где популяцию коммуникантов составляют холоны. Следовательно, это не физические объекты, хотя физическая реализация имеет место: она закрепляет организацию и делает её доступной для восприятия. Отдельно взятые холоны не существуют, они возникают и воспроизводятся только совместно с другими аналогами. В случае геосреды это будет означать, что она представляет собой сеть геосистемных режимов (локальных геосистем), погружённых в поле коммуникации. Так я вижу геохолоны и геохолархию. Но коммуникация между элементарными áкторами присутствует везде, хотя далеко не везде она приводит к возникновению организации, поскольку далеко не везде имеет место сгущение и рост эффективности коммуникации, её упорядочение и возникновение замкнутых коммуникативных сетей. Для того, чтобы это произошло, популяция áкторов-коммуникантов в ограниченной части поля коммуникации должна выработать общий язык (здесь этот термин употребляется в самом общем смысле - как форма отклика системы обработки сигналов, сообщений, как организованную совокупность знаков), обеспечивающий возможность проявления организующей роли коммуникации, т. е., измениться так, чтобы воспринимать сигналы соседних áкторов. Это требует опоры не на физические взаимодействия, а на интерпретацию сигналов/сообщений: взаимодействие происходит через семиосферу как тотальность взаимосвязанных знаков/символов, которая тоже эволюционирует. Вот почему холон следует рассматривать как сообщество áкторов-коммуникантов, выработавших общие язык и семиосферу, при этом каждый их них обладает своим, индивидуальными характеристиками. Это могут быть элементарные частицы, атомы, молекулы, микроорганизмы, растения и животные, люди и т. п. Всё, что может входить в коммуникативные режимы, производя и принимая сигналы среды, используемые для выработки ответных реакций и поведения в целом, способно образовывать относительные целостности – холоны, которые, в свою очередь, формируют холархию. Через среду движутся волны организации, сменяющиеся дезорганизацией, каждая из которых стремиться установить свою форму организации. Мы сталкиваемся с непрерывной конкуренцией форм организации, стремящихся привлечь/подчинить индивидуальные áкторы. Энергия выступает тем агентом, который позволяет реализовать ту или иную форму, обеспечивая всего только движение, она безразлична к формам организации, а её распределение и перераспределение происходит посредством коммуникации.
Сохранение той или иной формы организации требует самоограничения: действует принцип минимакса. Только так может сформироваться холон – путём увеличения плотности коммуникации как источника информации, которая может быть отобрана и введена в структуру (структурная информация) холона и организацию его поведения: возникает «машина», воспроизводящая возникшую структуру, которая ответственна за функции. Задача состоит в том, чтобы сохранить функции, которые, однако, не заданы изначально. Но отображение поведения холона, основанного на симбиотических отношениях, немыслимо без учёта семиозиса. Это то, что должны понимать географы. Думаю, что, по аналогии с биосемиотикой (хороший обзор которой содержится в работе С. Браера [Brier, 2006]), следует ввести термин «геосемиотика», который должен отобразить единство симбиотического и семиотического начал в геохолистике. География действительно меняет своё лицо: на передний план выходит эволюция геохолархии в которой гетерогенные образования входят в коммуникативные отношения, что обеспечивает возможность участия в едином геопроцессе. В такой географии не остаётся места надуманным, искусственным географиям ХХ столетия, прежде всего лежащим в плоскости так называемой социально-экономической псевдогеографии.
Основу коммуникации составляет связь со средой, являющаяся источником сигналов/сообщений, которые становятся таковыми при наличии таких агентов, как сенсориум и семиоид (термин вводится с целью подчеркнуть связь с семиосферой). Первый предназначен для выделения сигналов как чего-то полезного на фоне общего шума, второй - для их интерпретации. Именно это приводит к дифференциации среды, производящейся самим холоном, и далее - к выделению в ней определённой группы объектов, свойств, взаимодействие с которыми играет решающую роль в функционировании холона, поскольку поддерживает его функциональную структуру. Прекрасный пример – наземное растение, которое воспринимает среду, не дифференцируя её на атмосферу с её показателями (температурой, влажностью, концентрацией СО2 и т. п.), почву с её гумусом, биогенами, микроорганизмами и т. п. Зарождающееся (в филогенезе) растение ничего этого не знает. В ходе длительной эволюции растения выработали такую морфофункциональную структуру, которая вписывает их в дифференцированную среду обитания, но эту дифференцированность для себя создали сами растения, вычленив важные для выживания особенности. Речь идёт о некой модели среды как объекта восприятия. По сути дела, это тот контекст, который считывается и учитывается при построении структуры и поведения каждым холоном. Растение – это сложный локальный поток, движущийся в русле, берега которого образованы выделенными им характеристиками среды, постоянно задающийся вопросом: что это даёт? Чем шире и полнее учитываемый контекст, тем дальше видна перспектива, чем больше различий может отобразить холон в структуре своей семиотической модели, тем менее неожиданными будут воздействия среды и выше эффективность функционирования, чем точнее работает внутренний «измеритель» холона, тем точнее реакции, но здесь есть ограничения. Возможно, это самое важное. Г. Пэтти назвал это принципом закрытой семантики [Pattee, 1982]: речь идёт о стремлении определять разницу между тем, чем ты есть, и тем, чем желательно быть. Холон движется в среде как в пространстве возможностей, отыскивая свою нишу-предназначение. Для того, чтобы выжить, выделившийся фрагмент среды должен вести постоянное наблюдение за средой и иметь возможность «измерять», устанавливать соответствие между своим текущим состоянием и состоянием среды. Холон-семиоид – это кривое зеркало, кривизна поверхности которого меняется от места к месту, выражая распределение актуальности, но и весь ландшафт кривизны неоднороден и изменчив, поскольку каждый акт восприятия уже меняет и сенсорную, и семиотическую структуры.
Поскольку любая организационная форма, действие которой основывается на выделении и обработке сигналов, связана со средой граничной поверхностью, принадлежащей не только ей, но и среде (об этом часто забывают), то именно здесь должны происходить самые важные события. Именно здесь возникают сложные взаимодействия проекций/образов среды и холонов, происходит сопоставление, распознавание и оценка их соответствия. В этом – одно из важных отличий моего понимания от общепринятой в системном подходе точки зрения, в котором граница всецело принадлежит системе: на самом деле граница гораздо сложнее и функциональнее. Всё важное, что происходит – происходит на границах (а это – поверхности!), вопрос только в эффективности использования. Часть активных поверхностей образует границу холона, другие же входят в его внутреннюю структуру. Такие переходные зоны должны пребывать в режиме непрерывного бодрствования, постоянной возбуждённости - только так можно среагировать на поступающие воздействия. Именно в этой зоне происходит выделение сигналов, на которые она резонирует, направляя их во «внутренние» области холонов. Получается, что пограничная зона производит редукцию среды; именно здесь решается вопрос выбора направления дальнейшего движения. Но дело не только в этом. Сам холон (а он содержит в себе систему как ядро) имеет историю становления. И это является наиболее сложным и важным, так как формирование пограничного слоя происходит в результате индивидуализации, самоограничения, т. е. выработки собственной структуры и поведения на основе зарождения внутренней коммуникации. Получается, что холон, чтобы выделиться и устойчиво существовать, должен создать свой внутренний язык, свою систему кодирования, «непонятную» для его окружения, законспирироваться (только так может быть достигнута внутренняя синхронизация), но продолжать надёжно распознавать сигналы теперь уже внешней среды. Получается, что в зоне контакта со средой встречаются и взаимодействуют два языка - язык внешней среды и внутренний язык холона, - и задача состоит в том, чтобы декодировать сигналы среды, выделить значимые и путём перевода/перекодирования на внутренний язык использовать их. Граница – это зона ведения переговоров и согласования. Но два языка никогда не будут в полной мере соответствовать друг другу, т. е. перевод не может быть полностью адекватным. Так холон становится тем, что он воспринимает. Соответственно, формируется и система восприятия с её, так сказать, физической реализацией. Если наделить холон когнитивностью, получится, что он проецирует внешнюю среду на координаты своей внутренней функциональной структуры, а в зоне контакта происходит постоянная оценка их соответствия. Затем идёт перестройка/адаптация структуры под выявленные характеристики среды, воспринимаемые как полезные. Это нечто, похожее на ментальную карту, которая перестраивается по мере изменений, происходящих во внешней среде и внутренней структуре, причём такая трансформация должна быть достаточно быстрой: идёт постоянный поиск.
Итак, для того, чтобы холон был устойчив, его внутренняя динамика должна быть более организованной в сравнении с внешней средой, но это - не что иное, как регулярность, отобранная из внешней среды и которая поддерживается ею, допускает её. Структура должна быть достаточно устойчивой и разнообразной для воспроизводства функции. «Простой» флювиальный бассейн – не тупица, он самодостаточен в плане выполнения своего предназначения, своей функции, он в полной мере соответствует своей нише, выделенной из онтологически более однородной среды. Ниша – это отобранные и «усиленные» структурой характеристики среды, почему и имеет место относительное соответствие структуры холона и его среды. Вот, что важно: самодостаточность по отношению к своему предназначению. Но среда меняется, что может потребовать возникновения новой организации сенсоров, а это, несомненно, вызовет изменение образа среды: должны работать усилители, обеспечивающие отбор наиболее важных сигналов среды. Для надёжной обработки сигналов холон должен продуцировать весь спектр колебаний, т. е. хаос, понятно, в локализованной части себя. Вся система восприятия холона направлена на выявление новых регулярных режимов среды, с целью адаптации к ним. В то же время, холон может трансформировать часть среды в режиме конструирования ниши, т. е. сделать её более регулярной, подавив в ней часть неупорядоченности. Это явление получило название обратной адаптации, но мне это выражение не кажется удачным.
Холон это, прежде всего, система образов (себя и среды), которые порождаются в результате непрерывной «внутренней» и «внешней» коммуникации. Это связано с тем, что любой сигнал воспринимается с некоторым «искажением»: действует своего рода передаточная функция (которая и сама меняется). Меняется система кодирования и происходит редукция, возникает своя семиосфера. Материальная составляющая играет подчинённую роль. Такая точка зрения согласуется со взглядами семиотика А. Коржибски, считавшего, что вся среда человека есть семантическая среда, как и Я. фон Икскюля, который ввёл понятие Умвелта как индивидуальной операционной знаковой модели, символического образа среды, семиотической ниши, на основании которой организм строит своё поведение (например, [Uexküll, (1934) 1957]). То, что Дж. фон Икскюль назвал Умвелтом, есть сложное взвешенное состояние нашего сознания, возникающее из потока впечатлений, просеянных через «сито» значимостей. Эта мысль была поддержана и Г. Бейтсоном (например, [Бейтсон, 2000]), утверждавшим, что только мы сами являемся авторами наших представлений (вот почему я утверждаю, что ландшафт – это индивидуальный образ местности).
Чем сложнее организация среды и холона, тем большее значение приобретает предсказание, наличие в холоне некоего supervision, что требует разделения физического и когнитивного действий. Вот здесь насыщенность холона образами оказывается крайне полезной. Причём с нарастанием сложности эта особенность играет всё большую роль, особенно когда появляется возможность их отрыва от физической основы (когда «тело» языка отрывается от тела вещественного Мира). Наконец, в холонах, вмещающих человека, это свойство раскрывается в полной мере. Появляется воображение и так называемая «картина мира» - образ, основанный на абстрактной лексике - ментальная карта среды и себя, своей вписанности в эту среду. Это - некий ментальный/модельный универсум, в котором могут быть отображены не только реальные факты, но и образы, не имеющие места в реальном мире - гипотезы, магические представления и т. д. Верификация протекает непрерывно через действие. Сам человек является холоном, и чем больше он вовлекается во вмещающий его холон, тем больше тот становится антропоморфным. Знаки, символы и сигналы, отношения между ними оказываются существенными для выживания, эволюции и адаптации сложных холонов, преобразующих сигналы/сообщения в информацию. Что нужно для того, чтобы образы, оторвавшись от материальной подложки, пустились в «свободное плавание», начали взаимодействовать, образуя семиосферу? Нужна граница, вводящая асимметрию типа «внутреннее - внешнее» и, следом, некий индивидуализированный контекст. Речь идёт о семантической информации как информации о чём-то. Следует помнить о том, что эта самая информация всегда внутренняя, тогда то, что её отбирает и на её основе строит себя и своё поведение – семиоид, - само дифференцирует среду исходя из своей специфики и, в том числе, своей прагматики (что особенно выражено у человека). Однако, так происходит с любым выделившимся фрагментом среды, являющимся самодостаточным – организацией, способной учитывать контекст (располагающей контекстно-зависимым языком), разница состоит только в сложности формируемого образа среды и возможности его использования, что определяется уровнем когнитивности. Можно быть когнитивным, не зная об этом, но по мере развития этой функции она переходит в интеллект.
Наблюдателем может считаться только такая организация, которая соответствует этому принципу: такие образования должны рассматриваться как сенсориумы. Холоны не могут не обладать чувствительностью, способностью к восприятию, это – чувствилища, восприниматели. Они должны обладать сенсорной системой и способами оценки рассогласования своего состояния и состояния среды. Сенсориум и семиоид, как два агента, сходятся в холоне, где их функции сложно переплетаются. Именно рассогласование, снижение соответствия приводит всю холархию в движение, создавая потенциал действия. Но изменение любого холона сразу передаётся другим холонам: вся сеть начинает движение, стремясь выйти на новый согласованный режим. Холон эволюционирует, причём спонтанно. Коммуникация ограничивает случайные блуждания. Как это происходит в геосреде, которая представляет собой геохолархию? Дж. Хоффмейер [Hoffmeyer, 2008] задаётся вопросом: как физические напряжения, ограничения переходят в разряд семиотического контроля? Основным термином здесь выступает референция: нечто внутри холона связано с неким качеством за его пределами. Оценка ситуации является взвешенной по времени, так сказать, индексированной. Чем сложнее организация, тем больше классов ситуаций она может различать и учитывать в своём функционировании. Это же происходит и внутри самой организации – некий аудит состояния. Думаю, что таким свойством обладают все холистические образования, в том числе косные, например водный поток, как это уже было показано в моих работах (например, [Ковалёв, 2009]), который оказывается чувствительным к неоднородности среды. Флювиальный бассейн в целом есть сенсориум-семиоид – когнитивный поток, открытое «поле» восприятия, описания и осмысления (в той степени, в которой об этом можно говорить). На уровне человека и общества это приводит в движение поток сознания. В своё время было показано, что обычный овраг движется, исследуя, «прощупывая» среду в пределах фронта роста [Хріпко, Блінкова, Ковальов, 2001]: он тоже функционально дифференцирован, он тоже имеет «голову» и тело. На биологическом уровне такое функционирование требует кодирования в форме ДНК, у человека мы имеем гораздо более свободную вторую сигнальную систему, основанную на языке как сложной адаптивной системе. Интересным примером являются регионы (реальные, а не выделяемые как административные единицы), вносящие свой вклад в геохолархию. Все эти образования можно рассматривать как информационные машины (понятно, в метафорическом плане), что требует наличия разных «рецепторов», для каждого - своих. Понятно, что для того, чтобы реализовать функцию наблюдения, динамический режим должен быть нелинейным. Можно предположить, что важнейшим критерием выступает эффективность установившегося режима коммуникации. В любом случае следует понимать, что мы не действуем согласно реальности, наши действия определяются нашими представлениями о ней, теми образами, которые формируются нашим сознанием и которые являются прототипом реальности. Но ведь это понимал ещё Анри Пуанкаре!
Уникальным эмерджентным холистическим феноменом выступает ландшафт. Споры относительно того, что это такое, ведутся уже давно. В своё время под влиянием материализма-механицизма его овеществили, хотя это - холистический образ некоторой местности, обстановки, который служит для нас ориентиром, определяет потенциальные возможности развёртывания бытия. Я бы хотел обратить внимание географов-ландшафтоведов на интересную разработку французского исследователя А. Беркюи [Berque, 2000], показавшего, что это понятие (в разных языках ему соответствуют разные термины), скорее всего, проникло в Европу из Китая, и было связно именно с изобразительным искусством. В Европе этот термин распространялся из Дании, Голландии и Германии. Близкими терминами являются вид, картина, образ, имидж, сцена, панорама, гештальт, паттерн. Согласно «European Landscape Convention» (Council of Europe, 2000) “Landscape is an area as perceived by people (…), but each stakeholder or user of the landscape has his own perception of the really concerning many different factors”. Оксфордский словарь английского языка определяет ландшафт как 'a view or prospect of natural inland scenery, such as can be taken in at a glance from one point of view; a piece of country scenery' и 'a picture representing natural inland scenery, as distinguished from a sea picture, a portrait, etc'1. Этот феномен проявляется в результате организации чувственного восприятия окружения, прежде всего зрительного поля, внешним источником которого является структура дневной поверхности. Участие в этом принимает весь опыт индивида, его индивидуальная семиосфера. Нельзя отрицать тот факт, что исторически феномен ландшафта был связан с деятельностью людей, строивших из себя соответствующий контекст (как нишу), который предполагал жизненные перспективы, т. е. это опять-таки упорядочение окружения, жизненной сцены. Её организация, как её видит человек, служит основой для выбора действия. Никакого отношения к геокомплексам оно не имеет. И слово «land», входящее в состав соответствующих терминов (landshaft, landscape, landskip…) совсем не означает, что ландшафт – это та вещественная земля, которую человек обрабатывает, это означает некую упорядоченность воспринимаемой поверхности, организацию земель как типов поверхностей (морфотипов), возможностей, форм и перспектив её обработки, характерных для той или иной местности и выявляемых кем-то. Эта организация определяет и особенности агрокультуры в данном регионе. Причём местность - это часть дневной поверхности (а не ландшафта) – гористая, равнинная, лесистая, холмистая…, отличающаяся относительной завершённостью рисунка (именно в таком смысле использовался этот термин географами дореволюционного периода), - является ландшафтообразующей и никак не связана с каким-то ограниченным размером. Местность в местности, в местности с возможными перекрытиями… - вот топологический принцип, устанавливающий холистическую организацию воспринимаемой поверхности как обстановки. Ландшафт выступает как лицо местности, выражает связность пространства дневной поверхности с точки зрения данного реципиента. Ландшафт - не «пространственная» категория. Это – семантическая категория, образ/смысл, выражающий качественную сторону рисунка поверхности, в том числе его эстетичность. Можно (и следует) заниматься измерениями на местности, но нельзя измерять (и взвешивать) ландшафт. Можно (и следует) картографировать местность, но нельзя картографировать ландшафт (можно говорить только о картах типов местностей).
Заключение. География переживает сложный этап своего становления. Если в ХХ веке казалось, что она уже сложилась как полноценное научное направление, имеющее ряд ответвлений, то теперь оказывается, что только сейчас географам становится понятным, с какой колоссальной сложностью они имеют дело. Могут спросить: но ведь она существовала и раньше? Да, но раньше, во-первых, она не была такой очевидной из-за упрощённых подходов к рассмотрению геосреды (чтобы это обнаружить, надо было сделать шаг в сторону, выйти из «главного русла»), во-вторых, её просто обходили стороной, понимая, что «лобовая атака» ничего не даст. Сегодня мы подошли к новому пониманию геосреды как холархии, сложенной геохолонами, в отношениях между которыми ведущую роль играет коммуникация. Это - то новое, которое коренным образом меняет лицо географии. Уходит в прошлое раздвоенная на физическую и социально-экономическую ветви география, рассыпавшаяся на массу направлений, оставлявших странное впечатление. География не должна двигаться в отрыве от других научных направлений. Пришло время влиться в единый научный поток, оставаясь собой.
Раньше постоянно возникал вопрос: так чем же занимается география? Сегодня стало ясно, что география имеет дело с целостным Геомиром, в котором одновременно соприсутствуют минеральный/абиотический, биотизированный и антропотизированный уровни организации без разложения на соответствующие им «сферы». И если минеральный и биотизированный уровни уже сформировали единую – биоминеральную холистическую организацию, то общество с его культурой всё ещё ищет пути интеграции, свою нишу в единой схеме Геомира, т. е. те режимы коммуникации, которые позволят устойчиво, согласованно сосуществовать с природной основой. Поиск предполагает рефлексию над своими действиями, шагами. Это определяется уровнем развития культуры, которая движется к геокультуре, в основе которой – согласованность Природы и общества. Думаю, что развитие холистического видения Геомира будет этому способствовать.

Литература:
  1. Мак-Люэн М. Галактика Гутенберга. Сотворение человека печатной культуры. Перевод с англ. А. Юдина. Киев: Ника-Центр Эльга. Издательский дом Дмитрия Бураго, 2003. – 206 с.
  2. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. Пер. с франц. - М.: Прогресс, 1977. - 487 с.
  3. Ковалёв А.П. Ландшафт сам по себе и для человека / А.П. Ковалёв. – Харьков: «Бурун Книга», 2009. – 928 с.
  4. Smuts J.Ch. Holism and evolution, Macmillan, London & NY, 1926 – источник: http://www.archive.org/stream/holismandevoluti032439mbp/holismandevoluti032439mbp_djvu.txt.
  5. Johnston R.J. The feature of Geography. – New York: Methuen & Co. Ltd, 1985. – 342 р.
  6. Ковалёв А.П., Географический процесс: теоретические представления и выход в практику Физическая география и геоморфология. Вып. 37.– Киев: Выща школа, 1990, – С.
  7. Ковалёв А.П. Геомир: связь сложности и комплексности // Учёные записки Таврического национального университета им. В.И. Вернадского. Спецвыпуск: по материалам конференции «Мир современной географии». - Т. 24 (63), № 2, часть 1, География. – Симферополь: ТНУ, 2011. – С. 34 – 39.
  8. Бейтсон Г. Экология разума. Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии. Пер. с англ. Д.Я. Федотова, М.П. Папуша. - М.: Смысл. 2000. - 476 с.
  9. Hoffmeyer J. Life and Reference. Biosystems. Vol. 60, 2001, pp. 123 – 130 – источник: http://informatics.indiana.edu/rocha/pattee/hoffmeyer.html
  10. Peirce C.S. "Logic as Semiotic: The Theory of Signs", in Philosophical Writings of Peirce (New York: Dover Publications, 1955), pp. 98-119; from selections originally published in Collected Papers of Charles Sanders Peirce, ed. Charles Hartshorne and Paul Weiss (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1931-35).
  11. Hoffmeyer J. Biosemiotics: Towards a New Synthesis in Biology European Journal for Semiotic Studies, Vol. 9 No. 2, 1997, pp 355 - 376. – источник: http://cogweb.ucla.edu/Abstracts/Hoffmeyer_97.html
  12. Brier S. “Biosemiotics”, Int. enc. of Language and
    Linguistics. 2end Ed., 2006, vol. 2, 2006 - pp. 31- 40. – источник: http://www.cspeirce.com/menu/library/aboutcsp/brier/biosemiotics.doc
  13. Pattee H.H. Cell psychology: an evolutionary view of the symbol-matter problem. Cognition and Brain Theory 5, 1982. – рр. 325-341.
  14. Uexküll J. von. “A Stroll through the Worlds of Animals and Men. A Picture Book of Invisible Worlds” in Schiller, Claire H. (ed.): Instinctive Behavior. The Development of a Modern Concept, New York, International Universities Press, Inc., (1934) 1957, pp. 5-80.
  15. Hoffmeyer J. The Semiotic Niche Journal of Mediterranean Ecology vol. 9, 2008, pp. 5 – 30. – источник:
  16. http://www.jmecology.com/%5Cpdf%5C2008%5C5-30%20Hoffmeyer.pdf
  17. Хріпко О.І., Блінкова О.А., Ковальов О.П. Деякі особливості реалізації інформаційних процесів у флювіальному басейні // Вісник Харківського національного університету: Геологія – Географія – Екологія, № 521. – Харків: Основа, 2001. – С. 208 – 214.
  18. Berque A. Landscape and the overcoming of modernity - Zong Bing’s principle - SG2 – IGU Study Group – THE CULTURAL APPROACH IN GEOGRAPHY – Seoul, August 14-18, 2000, pp. 1 – 8. – источник:

Ключевые слова: холон, геохолон, геосистема, коммуникация, связующий паттерн, ландшафт.
Ключові слова: холон, геохолон, геосистема, комунікація, зв’язувальний патерн, ландшафт
Keywords: holon, geoholon, geosystem, communication, connecting pattern, landscape

1 Simpson, J.A. and E.S.C. Weiner eds. (1989), Oxford English Dictionary, 2nd ed., 20 Vols, Oxford: Clarendon Press, Vol. VIII, pp. 628-9. Hereafter cited as OED.

7 коментарів:

  1. Александр Павлович! Не кажется ли вам, что в наше время стоит говорить о возникновении постгеографии (или неогеографии),а может даже и супрагеографии, когда учёные выходят на новый этап развития науки. Ясно, что описывать землю так, как это делали многие поколения раньше, - бред. Сейчас мы наблюдаем, пробуждение нового понимания науки: 1. Земля как сложность с вплетённой деятельностью человека, и это направление затрагивает философские вопросы; 2. По сути классическое, но углублённое, описание процессов происходящих на земле с помощью современных технологий. Ведь современные исследования учёных кардинально отличаются от того, что делали предшественники в прошлые века, занимаясь описанием, путешествиями и картографированием.

    ВідповістиВидалити
    Відповіді
    1. Обратите внимание на два околонаучных проекта:
      Неогеография: http://www.neogeography.ru/ru/index.php , - об информации, "локализированной" во в пространстве и времени.
      Психогеография: http://psychogeo.spb.ru/ , - о воздействии окружающей среды на психику человека.

      Видалити
  2. Уважаемый Максим, большое спасибо, что Вы обратили внимание на эту статью. Время «старой географии» действительно уже ушло, но инерция и догматизм пока ещё удерживают географов в рамках старых традиций. Не так просто перейти на новые рельсы – необходимо и иное образование, в том числе ознакомление с иной философией. Но я не думаю, что такой переход должен сопровождаться изменением названия. География – всегда «нео…» и «супра…», но и всегда «недогеография», поскольку то, с чем мы сталкиваемся, оказывается уж очень сложным. Обратите внимание, что мои попытки обратить внимание географов на необходимость изменения акцентов наталкиваются на молчание: всем хорошо и так! Кроме того, это требует существенной плюрализации и демократизации географии как поля деятельности, но у нас слишком сильны позиции официальной, огосударствленной науки. Что касается географии – думаю, идёт очень медленный процесс её вливания в общенаучное русло, а там давно господствуют совсем другие акценты – холистическое видение, информационно-коммуникативные режимы, мощные ГИС-технологии. Но Вы же знаете, кто и что это всё тормозит у нас. Но вы хорошо делаете, что следите за новым.

    ВідповістиВидалити
  3. Здравствуйте, уважаемый Александр Павлович!
    Интересная и содержательная статья, претендующая на дискуссионность в свете дальнейшей эволюции географической науки. Но вопрос: где найти эту площадку для дискуссии??? К сожалению, наши многочисленные научные форумы уже давно утратили свое важнейшее свойство - научную дискуссионность. Причина этого - нежелание "мэтров" слышать мнение, которое может не совпадать с их собственным. Например, мне довелось услышать от одного очень уважаемого доктора наук фразу "Все, що було за радянські часи - не історія, а події, це повинно бути забуто". И НИКТО не смог возразить или подискутировать, т.к. каждій подумал - "Если что-то против скажу, то мне же, моей карьере потом может быть плохо". Вот так. Точка зрения и свобода дискуссии определяется "местом сидения" и собственными планами на будущее.
    Утешает неким образом лишь то, что это - характерный процесс не только для географии, и не только для отечественной науки: то-же самое наблюдается и в западной науке. Но имеется свободная возможность публикации научных текстов, привлечении внимания молодых исследователей к проблематике. Считаю, что данная статья должна быть обязательно опубликована - так и будет создаваться поле для дискуссии.
    Удачи Вам!!! Новых творческих идей!

    P.S. А людей у нас забывают моментально - стоит только ему покинуть коллектив (хоть по собственной воле, хоть в силу каких-то иных причин). Потому абсолютно ничего удивительного (но ужасно в моральном измерении), что юбилей П.В. Ковалева остался не замеченным...

    С уважением, О.Е. Афанасьев

    ВідповістиВидалити
    Відповіді
    1. Благодарю автора комментария за оценку работы. Вы ставите сложнейший вопрос – где найти площадку для дискуссии… Действительно, форумы уже не выполняют своей функции. Это больше мероприятия для разборок и демонстрации власти в научной сфере. А всё потому, что произошло, так сказать, огосударствление науки, установилась так называемая официальная наука, представители которой больше волнуются о своих рейтингах, нежели о развитии научной мысли. Центральный научный журнал, который есть в Украине – «Український географічний журнал» - вообще перестал быть полем дискуссии. Например, за последние 11 лет в этом журнале не была опубликована ни одна из моих статей из примерно десятка, предложенных им, в том числе мои дискуссии с Н.В. Багровым и М.Д. Гродзинским. Сейчас эти статьи размещены на этом блоге. Вы верно поставили слово «мэтры» в кавычки. Чаще всего это те, кто умудрился достичь какого-то административного положения, но существенное влияние оказывает, так сказать, столичный статус. Что касается фразы, которую Вы привели - "Все, що було за радянські часи - не історія, а події, це повинно бути забуто" – проявление бескультурья. Знаете, мои взгляды существенно отличаются от взглядов, бытовавших в географии в советские годы, но я никогда не заявил бы, что всё это – хлам (правда, были просто надуманные «идеи», которые вели в тупик, но было и очень много ценного). В те годы закладывались основы нового видения. Каждой эпохе соответствовала своя система взглядов, и на пустом месте ничего нового возникнуть не может. Страшная вещь – амбиции и наплевательское отношение к новому и к старому, а преданность науке может оказаться отрицательным фактором в жизни человека. Именно из-за этого меня выдавили из Каразинского университета. Вы бы знали, сколько там было лжи, хамства, инсинуаций, наклёпов, но руководство университета видело в этом пользу. Что касается платформы для дискуссий – прошу любить и жаловать на этот блог.

      Видалити
    2. Александр Павлович, спасибо за то, что Вы поднимаете сложную проблему концептуального уровня. Весь предшествующий опыт накопления эмпирического материала и его осмысления географами подготовили условия для пересмотра существующих парадигм.
      В свое время системы рассматривались как структуры, которые «представляют собой оформленные сущности, где целое являет собой нечто большее, чем простую сумму частей», а одна из форм самоорганизации – наличие отрицательной обратной связи(R.J. Chrley, B.A. Kennedy, 1971). Разложение реального мира на упрощенные структуры не решило проблемы опознания и выделения наиболее значимых его частей и механизмов формирования целостности. А.Ю. Ретеюм выделил ядро геосистемы, которое «неизбежно прекращает свое существование, но остается совокупность следов его влияния, фрагменты оболочки, продолжающие жить в новых условиях» (Ретеюм, 1988), но А.Г. Исаченко (2004) говорит: «эту концепцию трудно согласовать со сложившимися в географии пред-ставлениями о природных территориальных комплексах и ландшафтах». Однако же, «официальное» представление о геосистемах не отличается логической стройностью.
      Ваше понимание геосистемы как выражение организованности геосреды, и представленной локальными геосистемными режимами, каждый из которых есть следствие нарушения симметрии геосреды, позволяет приблизиться к восприятию геомира как целостности.
      Теперь Вы вводите представление о неких организационно-коммуникативных, временно стабильных сгущениях, интегрировавших в себе воздействия других подобных образований. Идея связать локальный геосистемный режим и соответствующий комплекс в единый геохолон – это отход от механистического взгляда на геомир, что позволяет вы-явить нарушения его организационно-коммуникативной симметрии, подойти к пониманию холонизированной среды. Т.е. формируется концепция холистической географии. Безусловно, такой взгляд не укладывается в рамки «официальной науки», но это не является основанием для его полного отрицания. Думаю, это аналогично космической съемке в разных спектральных диапазонах, позволяющей получать широкий спектр разнокачественной информации об объекте.
      При переходе географии на холистическую основу особое значение имеет семиотика как «инструмент науки». С Вами нельзя не согласиться в том, что «здесь возникает целый ряд вопросов, связанных с возникновением функций и роли семиозиса…». По определению Ч. Морриса «семиозис — это «опосредованное учитывание». Посредниками вы-ступают знаковые средства, [обобщенное] учитывание — это интерпретанта, действующие лица процесса — интерпретаторы, а то, что учитывается, — десигнаты». Свойства знака, десигната, интерпретатора и интерпретанты — это свойства реляционные, приобретаемые в функциональном процессе семиозиса. Неразрывность организации и се-миозиса предопределяет необходимость изучения его семантического, прагматического, синтаксического измерения. Конечно, все требует нового понимания предмета географии, разработки соответствующих методов исследования. Возможно, это только начало большого пути.

      Видалити
    3. Ольга Павловна, Вы написали очень серьёзный комментарий. Спасибо, что обратили внимание на эту статью. Но надеюсь, Вы понимаете, что то, что это - не решение проблемы, а только её обозначение. Я ставлю вопрос: как можно объяснить единство геосреды? Ведь наш опыт жизни в этой среде никоим образом не говорит в пользу того, что она разделена на какие-то ПТК, геосистемы и т. п. Вот почему я обратил внимание на холизм. Но дальше возник вопрос: каким образом в геосреде связываются между собой её относительные дискретности? Возникла мысль о том, что это - коммуникация. Но необходимо понимать, что это только попытка описать геосреду с точки зрения внешнего наблюдателя. Но имеются ли факты, свидетельствующие о присутствии коммуникации, например, на минеральном, добиотическом уровне, т. е. присутствует ли она на, так сказать, онтологическом уровне? Мы сталкиваемся с очень сложными вопросами, решение которых требует совершенно иного видения. У меня такое ощущение, что та сложность, с которой мы сталкиваемся, исследуя Геомир, не может быть объяснена на основе старых наработок, хотя никто от них не отказывается.

      Видалити