Сегодня проблема определения ландшафта выглядит очень запутанной,
поскольку имеет место много разных вариантов. И всё же большинство авторов
сходится к тому, что ландшафт связан с визуальным восприятием окружения.
Интересный обзор этого вопроса содержится в работе [Simonsson, 2001]. Я же предполагаю, что это – целостный образ дневной
поверхности, организации её рисунка, некий паттерн, пакующий/связывающий в себе
в сжатом виде организацию рисунка поверхности с точки зрения данного
наблюдателя, на что оказывает влияние и характер деятельности людей, и
политические аспекты (в этом плане интерес представляет работа Т. Мэлса [Mels, 2005]). Но,
думаю, эти аспекты являются вторичными и связаны с постепенной
политико-экономической организацией общества, которая проявлялась, в том числе,
в росте территориальной определённости возникающих образований. Это
предполагает реинтернацию наблюдателя в наблюдение, реляционность восприятия,
что требует декодирования самого наблюдателя. Важно понимать, что тот, у кого
нет цели, отсутствуют какие-либо интенции, не выявит никакого ландшафта, а
будет воспринимать только массу каких-то тел, которые ему безразличны. Мы
сами формируем ландшафт на основе тех сгустков сигналов, которые получаем при
восприятии окружения. Паттерн возникает на основании организации
выделенных различий, это отобранное качество, информационный пул. Он неразложим*. Но ведь именно так вводил ландшафт в географию А. фон Гумбольдт:
"Так
как характер ландшафта и всех картин природы, впечатляющих нас, настолько
материально зависим от взаимосвязей между одновременно возникающими в сознании
наблюдателя идеями и ощущениями, то, представляется опрометчивой попытка
разложить на элементы, действующую на наши умы магическую силу физического
мира" [Humboldt, 1858 [1849]]. Вот почему все попытки разложить
ландшафт на какие-то части лишены смысла. Авторы, заявляющие, что они могут это
делать, производят это с чем-то иным, например, с бергшафтом (на конференции «Актуальные
проблемы ландшафтного планирования» А.В. Дроздов из Института географии РАН
ответил мне, что кое-кому это удаётся сделать: интересно, как?). Думаю, это
отголосок линейного мышления, пример бездумной и безумной рационализации. В
случае ландшафта аналитическая наука должна отдохнуть. Это связано с тем, что
паттерны неразложимы. Но реализация идеи, несомненно, требует локального
действия, а это – уже область компетенции конструктивной географии.
Вернёмся
к рис. 3. Здесь мы имеем интересный для географов случай проявления сложной
динамики на поверхности в виде определённым образом организованного рисунка.
Это то, что я называю ландшафтом. Не сам рисунок, который описывается
физиографией, а его организация, паттерн, который формируется в нашем сознании,
который мы запоминаем и используем для наименования окружающих нас классов
объектов. Паттерн динамики геосреды, реализуемой в виде режима геосистемы или
холона, отражается в структуре дневной поверхности, которую мы воспринимаем на
основе нашего визуального языка, наших предварительных представлений, управляющих
тем, что мы выявляем. Это именно так: исходные представления, концепция,
которая предшествует наблюдению, оказывают существенное влияние на
интерпретацию того, что Д. Марр назвал первоначальным эскизом [Марр, 1987]. Мы
воспринимаем только то, что пониманием. Никакого ландшафта в готовом виде в
природе нет, есть некая организация-заготовка, онтоландшафт,
стимулирующий формирование паттерна/гештальта. Сам рисунок выступает стимулом
для восприятия, он лежит в основе так называемого «перцептивного ландшафта» Р.
Арнхейма [Арнхейм, 1974]: это –необработанный первоначальный эскиз, который свёртывается-пакуется-организуется
на уровне нашего подсознания в информационный пул. Это – композиция сцены как
пространства, в котором разворачивается некое действо. Всё зависит от того, как
мы в нём участвуем, как вовлекаем среду в процесс жизнедеятельности, с какими
целями входим во взаимодействие с ней. Есть поверхности с близкой композицией,
что позволяет породить близкие паттерны. Это становится источником нашего
опыта. Так порождается интегральный образ данного класса поверхностей и паттерн
поведения в таком контексте. Мы едем в незнакомый город, но уже имеем общее
представление, как он устроен.
Поскольку все рисунки набора будут несколько различаться между
собой, возникает вопрос о границах устойчивости каждого такого класса
композиций. Переходы между ними – это катастрофы. Так возникают образы/паттерны
степных, лесных, луговых, лесостепных, горных, равнинных, тундровых, сельских и
т. п. местностей - ландшафтов. Каждый из них имеет место только потому, что
есть что-то иное. Всё это – результат обработки множества рисунков дневной
поверхности как следствия становления культуры и личного опыта каждого индивида:
ландшафт как образ порождается именно культурой, предполагающей разные формы
поведения в разных средах дневной поверхности. Именно по этой причине мы
связываем ландшафт и архитектуру: и то, и другое есть организация жизненного пространства,
первое – естественного, второе - искусственного. Но это сразу ставит под
сомнение частенько встречающиеся в публикациях утверждения об утилизации
ландшафта: нельзя утилизировать образ. В этом случае просто путают ландшафт с
материальной дневной поверхностью или ещё чем-то.
Сегодня проблема определения ландшафта выглядит очень запутанной,
поскольку имеет место много разных вариантов. И всё же большинство авторов
сходится к тому, что ландшафт связан с визуальным восприятием окружения.
Интересный обзор этого вопроса содержится в работе [Simonsson, 2001]. Я же предполагаю, что это – целостный образ дневной
поверхности, организации её рисунка, некий паттерн, пакующий/связывающий в себе
в сжатом виде организацию рисунка поверхности с точки зрения данного
наблюдателя, на что оказывает влияние и характер деятельности людей, и
политические аспекты (в этом плане интерес представляет работа Т. Мэлса [Mels, 2005]). Но,
думаю, эти аспекты являются вторичными и связаны с постепенной
политико-экономической организацией общества, которая проявлялась, в том числе,
в росте территориальной определённости возникающих образований. Это
предполагает реинтернацию наблюдателя в наблюдение, реляционность восприятия,
что требует декодирования самого наблюдателя. Важно понимать, что тот, у кого
нет цели, отсутствуют какие-либо интенции, не выявит никакого ландшафта, а
будет воспринимать только массу каких-то тел, которые ему безразличны. Мы
сами формируем ландшафт на основе тех сгустков сигналов, которые получаем при
восприятии окружения. Паттерн возникает на основании организации
выделенных различий, это отобранное качество, информационный пул. Он неразложим*. Но ведь именно так вводил ландшафт в географию А. фон Гумбольдт:
"Так
как характер ландшафта и всех картин природы, впечатляющих нас, настолько
материально зависим от взаимосвязей между одновременно возникающими в сознании
наблюдателя идеями и ощущениями, то, представляется опрометчивой попытка
разложить на элементы, действующую на наши умы магическую силу физического
мира" [Humboldt, 1858 [1849]]. Вот почему все попытки разложить
ландшафт на какие-то части лишены смысла. Авторы, заявляющие, что они могут это
делать, производят это с чем-то иным, например, с бергшафтом (на конференции «Актуальные
проблемы ландшафтного планирования» А.В. Дроздов из Института географии РАН
ответил мне, что кое-кому это удаётся сделать: интересно, как?). Думаю, это
отголосок линейного мышления, пример бездумной и безумной рационализации. В
случае ландшафта аналитическая наука должна отдохнуть. Это связано с тем, что
паттерны неразложимы. Но реализация идеи, несомненно, требует локального
действия, а это – уже область компетенции конструктивной географии.
Вернёмся
к рис. 3. Здесь мы имеем интересный для географов случай проявления сложной
динамики на поверхности в виде определённым образом организованного рисунка.
Это то, что я называю ландшафтом. Не сам рисунок, который описывается
физиографией, а его организация, паттерн, который формируется в нашем сознании,
который мы запоминаем и используем для наименования окружающих нас классов
объектов. Паттерн динамики геосреды, реализуемой в виде режима геосистемы или
холона, отражается в структуре дневной поверхности, которую мы воспринимаем на
основе нашего визуального языка, наших предварительных представлений, управляющих
тем, что мы выявляем. Это именно так: исходные представления, концепция,
которая предшествует наблюдению, оказывают существенное влияние на
интерпретацию того, что Д. Марр назвал первоначальным эскизом [Марр, 1987]. Мы
воспринимаем только то, что пониманием. Никакого ландшафта в готовом виде в
природе нет, есть некая организация-заготовка, онтоландшафт,
стимулирующий формирование паттерна/гештальта. Сам рисунок выступает стимулом
для восприятия, он лежит в основе так называемого «перцептивного ландшафта» Р.
Арнхейма [Арнхейм, 1974]: это –необработанный первоначальный эскиз, который свёртывается-пакуется-организуется
на уровне нашего подсознания в информационный пул. Это – композиция сцены как
пространства, в котором разворачивается некое действо. Всё зависит от того, как
мы в нём участвуем, как вовлекаем среду в процесс жизнедеятельности, с какими
целями входим во взаимодействие с ней. Есть поверхности с близкой композицией,
что позволяет породить близкие паттерны. Это становится источником нашего
опыта. Так порождается интегральный образ данного класса поверхностей и паттерн
поведения в таком контексте. Мы едем в незнакомый город, но уже имеем общее
представление, как он устроен.
Поскольку все рисунки набора будут несколько различаться между
собой, возникает вопрос о границах устойчивости каждого такого класса
композиций. Переходы между ними – это катастрофы. Так возникают образы/паттерны
степных, лесных, луговых, лесостепных, горных, равнинных, тундровых, сельских и
т. п. местностей - ландшафтов. Каждый из них имеет место только потому, что
есть что-то иное. Всё это – результат обработки множества рисунков дневной
поверхности как следствия становления культуры и личного опыта каждого индивида:
ландшафт как образ порождается именно культурой, предполагающей разные формы
поведения в разных средах дневной поверхности. Именно по этой причине мы
связываем ландшафт и архитектуру: и то, и другое есть организация жизненного пространства,
первое – естественного, второе - искусственного. Но это сразу ставит под
сомнение частенько встречающиеся в публикациях утверждения об утилизации
ландшафта: нельзя утилизировать образ. В этом случае просто путают ландшафт с
материальной дневной поверхностью или ещё чем-то.
Сегодня уже достаточно очевидным выглядит утверждение, что наше
восприятие определяется принципами Гештальта, а это [Fleder, 2007]:
- Подобие – наше сознание объединяет подобные вещи.
- Сходство – схожие вещи кажутся продолжением друг друга.
- Хорошее продолжение – наше сознание продлевает паттерн даже после его остановки.
- Близость – если чего-то не хватает, наше сознание добавляет его.
- Симметрия – симметричные образы видятся как связанные вместе, независимо от расстояния.
- Площадь/территория – когда две фигуры накладываются, меньшая будет рассматриваться/восприниматься как фигура, а большая – как фон/основание.
- Окружение – элементы образа воспринимаются как фигуры, а элементы, формирующие окружение – как фон/основание.
- Сегодня уже достаточно очевидным выглядит утверждение, что наше восприятие определяется принципами Гештальта, а это [Fleder, 2007]:
- Подобие – наше сознание объединяет подобные вещи.
- Сходство – схожие вещи кажутся продолжением друг друга.
- Хорошее продолжение – наше сознание продлевает паттерн даже после его остановки.
- Близость – если чего-то не хватает, наше сознание добавляет его.
- Симметрия – симметричные образы видятся как связанные вместе, независимо от расстояния.
- Площадь/территория – когда две фигуры накладываются, меньшая будет рассматриваться/восприниматься как фигура, а большая – как фон/основание.
- Окружение – элементы образа воспринимаются как фигуры, а элементы, формирующие окружение – как фон/основание.
Итак, мы имеет дело с организацией сцены как единого целого, на которой собираемся разыграть очередное жизненное действо. Это значит, что мы связаны с этой сценой, образуем с ней единое целое: она является для нас контекстом. Эта сцена сложена множеством тел, находящихся друг с другом в отношениях – пространственных, временных, типологических и т. п. Мы пытаемся вывести из этих отношений некий смысл, используя язык дневной поверхности. Для анализа дневной поверхности можно применять самые разные методы. Интересный вариант описан в работе [Sigman, Cecchi, Gilbert, Magnasco, 2001]. Здесь решается вопрос вычленения объектов путём группировки соседствующих элементов на основе их ориентации – ассоциативных полей. У Д. Марра это свойство получило название колинеарности [Марр, 1987]. Этот показатель, вместе с анизометричностью контуров, во-первых, отражает организацию поверхности, связанную с движением потоков в латеральной плоскости [Ковальов, 2005, Ковалёв, 2009], во-вторых, является важным в восприятии на уровне нейронов, которые взаимодействуют путём образования кортикальных колонок, отличающихся наличием дальних корреляций, что отражает геометрические свойства стимулирующих поверхностей. Но эти представления нужны географу только для того, чтобы понимать, что каждый индивид формирует свой собственный образ местности, который затем использует для решения тех или иных задач. Это – его индивидуальный паттерн. Структура дневной поверхности – это некий потенциал, определяющий разнообразие вариантов действия. Они могут быть разными. К. Александер считает, что паттерн следует рассматривать как описание и решение проблем в некоторой среде: „Each pattern describes a problem which occurs over and over again in our environment, and then describes the core of the solution to that problem, in such a way that you can use this solution a million times over, without ever doing it the same way twice.“ (по работе [Kohls, 2010]). Я думаю, что паттерн выступает как условие решения, а само решение – выбор – индивид или группа (территориальная громада) принимает с учётом цели. Как показал Кохлс [Kohls, 2010] паттерн знакомой местности предоставляет возможность находить путь к цели (рис. 4), делает возможным решение проблемы, обеспечивая структурой для интеграции чувственно воспринимаемой среды как контекста. При этом ситуация отображается в нашем сознании в виде ментальной карты.
Рис. 4. Отношения между «проблемой», «контекстом» и «решением» на основе паттерна местности [Kohls, 2010]. Паттерн выступает как ландшафт – организация дневной поверхности как контекст, в рамках которого решается проблема достижения интересующей точки. Зелёная изогнутая линия – обоснованный путь.
Однако это касается не только достижения какого-то места: целью может быть изменение характера этой местности как среды жизни. В этом случае мы говорим о ландшафтном планировании. Ландшафт местности и есть её паттерн, следовательно, ландшафтное планирование есть решение проблемы преобразования паттерна местности. Попытку показать это я сделал на конференции «Актуальные проблемы ландшафтного планирования» (Москва, МГУ, 13 – 15 октября 2011 г.) [Ковалёв, 2011, PowerPoint presentation]. И эта проблема оказывается куда более сложной, нежели её пытаются представить некоторые авторы. Это действительно сравнимо, если не превосходит по сложности, решения, имеющие место в теоретической физике. Дело в том, что сама природа паттерна ещё не совсем ясна, но ясно то, что связующий паттерн (метапаттерн), как его вводил Г. Бейтсон (например, [Бейтсон, 2005]), связан с информацией. Что это такое? Система правил, организующих различия? Но различия – это разрывы сплошности, непрерывности, однообразия, это то, что мы замечаем. Паттерн – это то, что связывает, это система отобранных и организованных значимостей. Отсюда и проблема природы ландшафта: является он материальным, или нет? Попытку ответить на этот вопрос я даю в работах [Ковальов, 2005, Ковалёв, 2009] и ряде статей: ландшафт есть паттерн, организация рисунка поверхности, проявляющаяся в сознании наблюдателя. Этот паттерн поднимается из поля отношений различных объектов поверхности. Смысл ландшафта не связан с конкретными материальными объектами, он вытекает из отношений между ними. Тот же вопрос касается самого плана: что такое план? И снова мы приходим к выводу, что план есть паттерн. Паттерн концентрирует в себе смысл. Создать план преобразования ландшафта означает найти путь изменения той самой ψ-функции, которая упоминалась выше. Это означает найти новый режим как сочетание непротиворечивых ключевых процессов, действие которых предполагается в пределах данной местности. Непротиворечивость означает отсутствие конфликтов, а это – задача сверхсложная. Для этого необходимо сначала иметь интегральный образ исходного состояния территории, из которого следует вывести целевой образ и путь трансформации. Путь – это движение через разность, между различиями, а как утверждал Г. Бейтсон [Бейтсон, 2000], эти различия не описываются в рамках естественных наук, они имеют отношение к миру коммуникации и организации: различие есть единица информации, это - абстракция. Новый ландшафт – это идея, основу которой составляет новое отношение с окружающей обстановкой, включённой в коммуникацию, новый паттерн как организация системы различий, реализация которой требует её, так сказать, физического воплощения, но переход оказывается очень сложным.
Что же теперь у нас получается? Теперь мы понимаем, что сложная динамика геосреды отпечатывается в виде структуры дневной поверхности, формируя двумерный текст. Это закодированное, преобразованное сообщение, сочетание множества форм самых разных тел, которые возникали путём взаимодействия друг с другом, путём развёртывания коммуникации, предполагающей наличие кода трансформации: важно не сообщение, а смысл самого кода. Подчеркну именно это: масс-энергетические взаимодействия носят второстепенный характер, куда более важной является коммуникация, обмен индивидуальностей сообщениями о своём состоянии, что и ведёт к росту их сродства. Как писал Г. Бейтсон, рост и дифференциация должны контролироваться коммуникацией [Бейтсон, 2005]. В географии всё оказывается куда сложнее, чем думалось раньше, но и значительно интереснее, чем раньше представлялось. То, что мы видим – это не застывшие формы, которые можно раз и навсегда описать как морфологические объекты, это то, что несёт в себе данные о пути становления (диахроника), развития, нарушения симметрии и, в том числе, нашего отношению ко всему этому. А у нас привыкли измерять и взвешивать «ландшафт». Но что такое дневная поверхность (интересно, что Э. Морен употребляет термин «дневное лицо», называя его организационным [Морен, 2005, с. 152])? Это развёрнутый организм Геомира, нечто, похожее на то, что мы бы увидели, если бы открыли анатомический атлас. Поэтому я и ввёл понятие о языке дневной поверхности [Ковалёв, 2009]. Вот, что пишет Г. Бейтсон: «Анатомия должна заключать в себе аналогию с грамматикой, поскольку вся анатомия – это преобразование сообщений, которые непременно формируются. И, наконец, формирование посредством контекста – это всего лишь синоним грамматики» [Бейтсон, 2005, с.11].
Итак, согласно Г. Бейтсону, мироздание представляется как иерархия: каждая сложная индивидуальность (со своими метаболизмами) существует, будучи охваченной (находится в контексте) вмещающей её индивидуальности, с которой она находится в особом структурно-коммуникативном сопряжении, что определяет её поведение на качественном уровне. Такую холархию можно истолковывать как иерархию миров, сетевых разумов. Но это не та исходная холархия, которая является формой редукции к целому, исключающей рассмотрение частей, это та форма организации, которая вся пропитана коммуникацией, в силу чего все составляющие соприсутствуют и включены в действие одновременно, а целое проявляется через это взаимодействие.
Речной бассейн. В качестве примера рассмотрим речной бассейн. На поверхности он представлен речной долиной как наиболее активной частью поверхности речного бассейна [Ковальов, Шевченко, 2010]. Хорошо выработанная долина является формой, предназначенной для сбора и стекания воды с минимальным сопротивлением. Но значит ли это, что процесс её формирования – долинный процесс как ключевой – содержит информацию о гидродинамике? Следует предположить, что этот сложный режим подчиняется неким «инструкциям», комплементарным гидродинамике. «Внутреннее» тело бассейна также содержит каналы протекания грунтовых вод, минимизирующих сопротивление потоку (здесь задействованы суффозия и карст). Исключительную роль играет главный водоток, перерабатывающий пойму за сотни лет и периодически подрезающий крутой склон, что вводит отдельные его фрагменты в активную фазу, что вызывает развитие овражно-балочной системы, задействованной в работе «информационной машины» бассейна (например, [Ковальов, 2007]). Мы имеем полноценное тело флювиального бассейна со своим онтогенезом, метаболизмом, системой «исследования» состояния и оценки среды. Это очень важно: флювиальный бассейн содержит в себе «механизмы» исследования окружающей среды! Но это ещё не всё. Обычно забывают, что на поверхности бассейна развиваются разные биогеоценозы, формирующие хорошо структурированный слой жизни. Это тоже входит в организацию бассейна как целого, поскольку растительный покров имеет исключительное значение для регулирования твёрдого и жидкого стока, сдерживания эрозии и целого ряда других процессов. Причём на разных участках долины развиваются биогеоценозы с существенно различающимися структурой и функциональными режимами: это – биотизированные бассейны, каждый из которых охватывает области со сложными циклическими процессами и стремиться сохранить наличные условия. Некоторые из них созданы самими сообществами. Каждый из таких биогеоценозов, с одной стороны, входит в состав единой биогеоценотической структуры бассейна, с другой – взаимодействует с костной основой бассейна. Всё это протекает в режиме коммуникации: всё за всем следит! В результате мы получаем не просто флювиальный бассейн, а особую жизненную форму – бассейн как живой организм, состоящий из живых организмов, в котором каждый биогеоценоз, подобно органу, связан с выполнением каких-то функций. Более того, он включён в ещё более масштабный организм – материковый и, следом – земной. Его описание – задача сложная. Есть места «ранений» (пожарища, нарушения сплошности растительности на крутых склонах, места подтоплений и т. п.) – организм бассейна стремится их регенерировать. В этом плане интерес представляют данные, полученные М.В. Шевченко, изучившим структуру растительности на крутых склонах долины р. Волчьей [Шевченко, 2011]. Здесь всё достаточно хорошо согласовано и всё «работает» на воспроизводство бассейна и бассейнового процесса как целого, хотя условия могут существенно меняться. Речной бассейн – это сложная сеть флювиальных режимов, включающая сложную сеть биотизированных режимов с проявлениями когнитивности на обоих уровнях, причём без фиксированных центров управления (типа Cogito): здесь эта функция распределена в пространстве. Структура дневной поверхности в рамках флювиального бассейна повторяется с завидной регулярностью: это паттерн, который указывает на наличие некоторого интегрального холистического режима. Ему соответствует и лицо такого бассейна – долинный ландшафт в рамках долиной местности. Оно говорит в пользу того, что между минеральной и биотической составляющими имеет место достаточная согласованность и комплементарность, как результат длительной коэволюции.
Появление человека с его хозяйственной деятельностью существенно меняет положение дел. Прежде всего, это ведёт к существенному изменению функциональных режимов и динамических траекторий: новое – инородное - внедряется в существующее. Нарушение природных режимов – это постоянно воспроизводящаяся рана в виде снятого естественного растительного покрова, это всё равно, что с животного снять часть шкуры или ободрать кору с дерева, защищающую наиболее важные функциональные слои, что ведёт к серьёзным функциональным нарушениям, поскольку поверхность выполняет важнейшую регулирующую функцию. Антропотизированные (антропофированные – термин Э. Морена) бассейны сегодня ещё напоминают раковые опухоли. Нарушается водный баланс поверхности. Коренным образом меняется баланс химических соединений, снижается содержание органики в почвах (например, [Volk J.M., Costa O.S., Jr, 2010]), особенно значительным оказывается влияние азотных удобрений и горюче-смазочных веществ, в результате чего бассейны постепенно погибают. Это требует изменения режима хозяйственной деятельности, перехода к иному паттерну – включающему коммуникацию с Природой как субъектом, с которым следует договариваться. Есть ещё один момент, который нельзя не учитывать. Современные социально-хозяйственные формы организации в значительной степени централизованы, управляются иерархией административной системы. Такая организация коренным образом отличается от той, которую мы наблюдаем в природной среде. Административная система, основу которой составляет принятие решений в «центре», часто единоличное, требующая неукоснительного выполнения указаний, не позволяет гибко приспосабливаться к сложности природной среды. Человек в такой системе перестаёт быть сам собой, становится всего только элементом аппаратурной реализации. Такая система устанавливает жёсткие ограничения в отношении коммуникативных режимов между сетями социально-производственных агентов и природной средой. На первое место выходит представление о жизненности, устойчивости возникающих объединений, которые постепенно оформляются на основе взаимодействия, прежде всего, коммуникации. Именно на начальных этапах действует принцип максимизации коммуникации. Но такая устойчивость основывается не на жёстких, а, наоборот, на слабых связях, что обеспечивает пластичность геохолонов, хотя и порождает неопределённость: одновременно присутствуют как области с выраженной (плотной) организацией, так и области с «рыхлой» организацией. Всё это теперь описывается как движение сложной адаптивной системы, у которой есть прошлое, настоящее и будущее, что тем более требует рассмотрения речного бассейна как единого организма с возрастающей сложностью. Это хорошо отражено на рис. 5.
Рис. 5. Движение от прошлого к будущему. Часть будущего просматривается и может быть достижимым, часть оказывается недостижимым по причине неопределённости настоящего (по [Keskinen, 2003]).
Что может быть, так сказать, философской основой такого
объединения? Такой основой может быть позиция, согласно которой окружающая
среда является расширенным организмом человека, его мозга. Такая точка
зрения берёт начало в работах Пьера Тейяра де Шардена. Человек гораздо теснее
связан с миром Природы, чем это кажется. Это значит, что любое серьёзное
нарушение среды есть нарушение нашего собственного расширенного организма.
Такая точка зрения делает бессмысленным и аморальным введение собственности на
землю: собственник земли становится собственником части каждого из нас.
Заключение. Теперь мы понимаем,
что география и ландшафтоведение – дисциплины, которые призваны исследовать не
столько мир материальных вещей, сколько мир организации, мир паттернов. В этом
отношении они не являются исключением. Вся наука имеет дело, прежде всего, с
паттернами, организацией, коммуникацией, информацией, как это теперь, особенно
после работ Г. Бейтсона и Э. Морена, представляются. Биология – это наука о
паттернах, лежащих в основе жизни, социология – наука о паттернах, связывающих
людей в социумы, экономика – наука о паттернах, связывающих хозяйственные объекты
и т. д. География, как наука, исследующая геосреду, её развитие через нарушение
внутренней симметрии и образование геохолархии, имеет дело с наиболее сложным метапаттерном,
связывающим в единое целое образования самой разной природы. Его можно
именовать геопаттерном. Мы имеем организацию, предполагающую выход за
пределы системного взгляда, запрещающего выступать за пределы системы с её жёсткой
когерентностью. В результате такого становления, возникает ряд вложенных друг в
друга уровней организации с размытой структурой и переходами типа катастрофы.
Всё оказывается гораздо более сложным. Поскольку в природе нет принципа
организации, так сказать, внешнего по отношению к взаимодействующим
составляющим, возникновение организации проявляется как неожиданность, эмердженция,
совокупность заранее непредсказуемых и логически невыводимых свойств. Организация
порождается через механизм коммуникации, что требует наличия коммуникативной
среды как условия её становления, и соответствующей плотности коммуникантов. В
основе такого движения лежит, я так думаю, принцип максимума коммуникации (хотя
это ещё требует обоснования): ситуация изменяется в направлении, обеспечивающем
максимум интенсивности коммуникации. Чем выше уровень организации, тем меньшее
значение имеет фактор энергии, и всё нарастающее значение приобретает смысл,
значение. Если раньше Геомир представлялся полностью овеществлённым и,
соответственно, измеримым, механистически-субстанциональным, отображаемым
рационально, то теперь это – спонтанно рождённая, сложнейшая, непрерывно
распадающаяся и воспроизводящаяся организация. Её описание требует опоры на такие
понятия, как хаос, спонтанность, информация, коммуникация, неопределённость,
конфликт, иррациональность и т. п. Главными действующими лицами такого Геомира
становятся Сложность, Беспорядок Организация, Коммуникация, Необратимость и,
наконец, Смысл. Отсюда и появляется геохолархия, в которой их интересы
сталкиваются. Это – новые агенты действия, требующие нового взгляда на
имеющиеся факты, они невещественны, неопределённы, не воспринимаемы с помощью
органов чувств, их нельзя пощупать и измерить. Чтобы выявить холоны, надо войти
в мир их взаимодействий, но сделав это, вы сразу обнаруживаете, что не являетесь
уже внешними наблюдателями, а включены во взаимодействие с ними, мы оказываемся
вовлеченными в то, что получило название бутстрапа. Организация – это то, что
связывает порядок и беспорядок в то, что Э. Морен назвал хаосмосом, она сама
формирует и поддерживает условия своего существования, и происходит это
благодаря паттернам. Геохолархия – это организация геосреды, при которой она
оказывается чувствительной к инновациям и, одновременно, их источником. Здесь
геохолоны оказываются одновременно и частью, в которой незримо присутствует
большее целое, и целым, источниками, и приёмниками сигналов, связываясь в
сложную коммуникативную сеть. Именно она порождает организацию в виде геопаттерна,
задача раскрытия которого стоит перед географами.
С географией сочетается ландшафтоведение (междисциплинарное направление), охватывающее паттерны (гештальты, композиции) фрагментов дневной поверхности – местностей, которые выступают в качестве контекстов нашей жизнедеятельности. Мы не присутствуем в ландшафте как чём-то данном, исходном, уже наличном до нас, а активно формируем его в нашем сознании, что как раз и позволяет говорить о ландшафтном планировании. И если раньше ландшафт рассматривался как некая объективно существующая коллекция форм, созданных природой и деятельностью человека, то теперь мы говорим о неком паттерне дневной поверхности, охватывающем всё множество наших разнообразных отношений с ней, включая коммуникацию: как некогда, она становится анимистической, сакральной и т. п. Важным становится понимание того, что структурные составляющие дневной поверхности, из сочетания которых мы выводим некоторый паттерн, не существуют сами по себе: они становятся такими только, оказавшись в рамках данного сочетания. Следовательно, их описание предполагает учёта всего контекста. Такой подход вводит новую ориентацию, связанную со взглядами выдающегося мыслителя ХХ столетия Грегори Бейтсона: важны формы и отношения, и никогда не важно количество. Это должны понимать сторонники измерения «ландшафта». Мы только начинаем исследовать эти сложнейшие вопросы, так что перед молодыми географами открываются прекрасные перспективы.
Вся энергетическая структура плеромы, все силы и импульсы вылетают в окно, если требуется дать объяснение внутри креатуры.
Грегори Бейтсон, «Экология разума»
* Oxford English Dictionary определяет ландшафт как ‘denotes a tract of land, of whatever extent, which is apprehended visually but not, necessarily, pictorially’.
Библиография:
- Ковалёв А.П. Ландшафт сам по себе и для человека. – Харьков: Бурун-Книга, 2009. – 928 с.
- Thelen E., Smith L.B. Dynamic Systems Theories / Handbook, Chapter 6, pp. 258 – 312. - источник: http://www.iub.edu/~cogdev/labwork/handbook.pdf
- Gunawardena J. Models in systems biology: the parameter problem and the meanings of robustness. In: Lodhi H., Muggleton S. (editors), Elements of Computational Systems Biology. New York: John Wiley and Sons, 2009. – источник:
- http://vcp.med.harvard.edu/papers/misb.pdf
- Морен Э. Метод. Природа природы. Пер. с франц. Е.Н. Князевой. – М.: Прогресс-Традиция, 2005. – 464 с.
- Kohls C., Panke S. Is that true…? Thoughts on the epistemology of patterns / PLoP 2009 Submission Writer’s Workshop version - 2009 August 13th. – источник:
- http://www.hillside.net/plop/2009/papers/People/Is%20that%20true....pdf
- Ковальов О.П. Феномен комунікації та функціонування геосистеми // Вісник Харківського національного університету ім. В.Н. Каразіна. – Серія: Геологія – Географія – Екологія. – Вип. 31, № 924. – Харків: вид-во ХНУ, 2010. – С. 116 – 131.
- Ковальов О.П. Територія як область дії ключового процесу // Вісник Харківського національного університету ім. В.Н. Каразіна. – Серія: Геологія – Географія – Екологія. – Вип. 31, № 882. – Харків: вид-во ХНУ, 2009. – С. 134 – 142.
- Ковальов О.П., Шевченко М.В. Структура денної поверхні річкової долини та її зміна // Вісник Харківського національного університету ім.. В.Н. Каразіна. Серія: Геологія – Географія – Екологія. Вип. 32, № 909. – Харків: Вид-во ХНУ, 2010. - С. 91 – 104.
- Mels T. Between ‘Platial’ Imaginations and Spatial Rationalities: Navigating Justice and Law in the Low Countries // Landscape Research, Vol. 30, No. 3, 321 – 335, July 2005. – источник:
- http://www.secretariaatavb.ahk.nl/Intranet%20content/Readers/O5%20LL/mels_2005.pdf
- Humboldt Alexander von. COSMOS: A Sketch of the Physical Description of the Universe, Vol. 1 Translated by E.C. Otte from the 1858, Harper & Brothers edition of Cosmos, volume 1. – источник: http://www.gramotey.com/books/1195198805.24.htm.
- Марр Д. Зрение. Информационный подход к изучению представления и обработки зрительных образов. – М.: Радио и связь, 1987. – 400 с.
- Арнхейм Р. Искусство и зрительное восприятие. Пер. с англ. В.Н. Самохина. – М.: Прогресс, 1974. – 392 с.
- Fleder K. Learning from an Extended Context of Patterns in Science of Design / Converging on a “Science of Design” through the Synthesis of Design Methodologies. CHI 2007. San Jose, USA. – источник:
- http://www.dab.uts.edu.au/research/conferences/dtrs8/docs/DTRS8_Proceedings.pdf
- Sigman M., Cecchi G.A., Gilbert C.D., Magnasco M.O. On a common circle: Natural scenes and Gestalt rules / PNAS u February 13, 2001, vol. 98, no. 4, 1935–1940. – источник:
- http://www.pnas.org/content/98/4/1935.full
- Ковальов О.П., Ландшафт у різних аспектах: науковий, естетичний і феноменологічний аспекти. – Харків: Екограф, 2005. – 388 с.
- Kohls C. The structure of patterns. Third draft – September 18th 2010. - источник:
- http://www.hillside.net/plop/2010/papers/kohls.pdf
- Ковалёв А.П. PowerPoint presentation: Структура геомира и ландшафт: рождение образа местности и проблема ландшафтного планирования. Презентация. Всероссийская научно-практическая конференция «Актуальные проблемы ландшафтного планирования», МГУ, 13 – 1 5 октября 2011 г. – источник: http://ubuntuone.com/70dnUBnTZSWe2Aixtqc9Pl, 2011, 9 октября.
- Бейтсон Г. Разум и природа. Необходимое единство. Часть 1. – Новосибирск: Институт семейной терапии, 2005. – 45 с.
- Бейтсон Г. Экология раз ума. Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии / Пер. с англ. Д.Я. Федотова, М.П. Папуша. - М.: Смысл. 2000. - 476 с.
- Ковальов О.П., Шевченко М.В. Структура денної поверхні річкової долини та її зміна // Вісник Харківського національного університету ім.. В.Н. Каразіна. Серія: Геологія – Географія – Екологія. Вип. 32, № 909. – Харків: Вид-во ХНУ, 2010. - С. 91 – 104.
- Ковальов О.П. Річкова долина як ландшафтотвірний простір / Річкові долини. Природа – ландшафти – людина. Збірник наукових праць: Чернівці – Сосновець: Рута, 2007. – С. 146 – 152.
- Шевченко М.В. Функціональна організація річкової долини (на прикладі долини р. Вовча): Блог Олександра Ковалёва: взгляд на современную географию и ландшафтоведение из Харкова. – источник: http://www.geography.pp.ua/2011/10/blog-post_21.html, 2011, 21 октября.
- Volk J.M., Costa O.S., Jr. The influence of land-use and seasons on SOM distribution in headwaters of a central Ohio watershed // Journal of Natural & Environmental Sciences. - 2010 1(2):66-74. – источник: http://www.asciencejournal.net/asj/index.php/NES/article/download/29/78
- Keskinen A. Introduction to Complexity: in Keskinen, Aaltonen, Mitleton-Kelly. Organisational Complexity. - Finland Futures Research Centre, Turku School of Economics and Business Administration, 2003. – Pp. 7 – 38. – источник: http://ffrc.utu.fi/julkaisut//tutu-sarja/Tutu_2003-6.pdf
Ключевые слова: геосреда, Геомир, геохолон, геохолархия,
организация, коммуникация, паттерн, ландшафт.
Ключові слова: геосередовище, Геосвіт,
геохолон, геохолархія, організація, комунікація, патерн, ландшафт.
Keywords: geomedium, Geoworld, geoholon,
geoholarhy, communication, pattern, landscape.
Немає коментарів:
Дописати коментар