24 квітня 2011 р.

География как наука о Геомире и проблема его теоретического отображения


Любая теория при своем появлении производит шок и заставляет самоопределяться и перестраивать ряды, иерархии и кланы.
  А. Левинтов
Люди часто пользуются словами «география», «культура», «ландшафт», но редко задумаются над их глубинным смыслом. В повседневной жизни культуру обычно сводят к «культурному поведению», а география вообще оказалась редуцированной к некоему обывательскому знанию того, где и что расположено, в научной же сфере явно выражена её редукция к пространственному аспекту. С термином «ландшафт» дело вообще обстоит сложно. В последнее время появились работы, в которых эти слова используются в связке: «культурная география» («география культуры»), «культурный ландшафт», - и эти связки, независимо от того, в какой степени они семантически корректны, отражают сдвиг в сознании общества. Похоже, что ситуация, возникшая в последние десятилетия, требует для своего отображения иного категориального аппарата, новой системы понятий. Становится понятным, что должна существовать некая дисциплина, которая способна охватить всё разнообразие той среды, в которой живёт человечество. На роль такой дисциплины претендует география, которая для этого, во-первых, должна представлять собой единое целое, а не массу «самостоятельных» направлений, изучающих отдельные явления, во-вторых, создать своё теоретическое «тело». Речь, таким образом, идёт о двух границах (в духе Джорджа Спенсера Брауна), пересечение первой из которых позволяет «заметить» географию как некое отличие от других направлений науки, особую форму знания, а пересечение второй (уже внутри географии) – почувствовать теоретическую географию. Заметная роль в решении этой проблемы принадлежит интереснейшему географу Борису Борисовичу Родоману – автору смелому, глубокому аналитику. С его взглядами можно не соглашаться, с ним можно спорить, но невозможно исключить.
Что исследует география?
Та или иная ветвь науки может выделиться только в том случае, если она сформировала устойчивую систему понятий, достаточно адекватно (компетентно) отражающую некую часть Мира, способную создать его идеализированный образ – теоретический конструкт, который служит ориентиром представителям данной науки. Ещё одним критерием выступает наличие саморефлексии, позволяющей контролировать и направлять собственную деятельность. Речь идёт о, своего рода, геософии как системе самых общих идей о Геомире и геопроцессе, путях и способах их познания. При этом не следует забывать, что, с одной стороны, любая теория есть не столько отражение независимой «реальности», сколько выражение творчества её создателя, его чутья действительности, чувства этой «реальности» (логика срабатывает только при переходе от одних представлений к другим), с другой – что содержательная природа Геомира достаточно пластична, изменчива, в том числе благодаря человеку с его активностью, мышлением и саморефлексией. Задача теоретической географии состоит в том, чтобы открыть инвариантные свойства Геомира, «прячущиеся» под покровом материальных тел и их изменений, и объяснить, как он функционирует (хотя объяснение не может быть окончательным). Что же мы имеем в географии?
На протяжении веков географы двигались к пониманию того, что является их предметом исследования. Поскольку речь шла о некоторой части Мира в целом, следует говорить о Геомире как части Мира с соответствующей – географической - организацией. Картина стала более определённой после введения Элизе Реклю понятия о географической среде. Но среда – нечто неопределённое, неупорядоченное, что только может стать (а может и не стать) чем-то организованным или быть использованным для поддержания уже существующей организации, и здесь можно ошибиться. Так, в своё время выявили дифференциацию земного пространства на лито-, гидро- и атмосферу (что трудно было не сделать), и объявили их геосферами, хотя на самом деле они, даже с учётом взаимопроникновения, отношения к объекту географии не имеют (это область исследования общего землеведения), а являются средой, в которой зарождается и поддерживается некая географическая организация. Положение дел улучшилось после введения В.М. Девисом представлений о геоморфологическом цикле и А.А. Григорьевым - о физико-географическом процессе: эти образы отражали динамику некоторой организованной физической сущности, которая начинала просматриваться за множеством процессов. Картина стала ещё более отчётливой после введения В.Б. Сочавой термина «геосистема», хотя первоначально его трактовка носила явно упрощённый характер. Со временем геосистему стали всё более связывать с круговоротами вещества, но не отдельно взятыми, а всей их совокупностью. В то же время в обороте находились и такие термины, как «геокомплекс» и «ландшафт», которые, вместе с термином «геосистема», чаще всего использовались как синонимы. Сегодня картина изменилась. Удалось так организовать отношения между терминами/понятиями, что они уже не выглядят синонимичными, а отражают разные феномены [Ковалёв, 2009]. Геосистема (глобальная) видится как операционно-замкнутая «географическая машина», как организация множества согласованных элементарных процессов, образующих режимы разных масштабов, как преобразователь вещества и энергии. Она способна воспроизводить себя и в то же время изменяться, отбирая, благодаря встроенной в её динамику «информационной машине», новые режимы. Она представляет собой одновременно глобальный процесс, структуру (геокомплекс) и связующий паттерн (как их видит Фр. Капра [Капра, 2002]) - организацию, которая возникает и поддерживается благодаря непрерывной коммуникации. Геосистема, являясь единством, должна как-то сама выделяться из среды, формировать свою границу, значит, она должна быть способной различать и делать выбор, т. е. быть когнитивной. Это необходимо для того, чтобы выделять те особенности среды, которые важны для поддержания целостности и стабильности. Геокомплекс, который раньше представлялся как сочетание компонентов (геомасс), теперь видится как организация активных поверхностей (всё, что происходит, происходит на поверхности) [Ковалёв, 2009] совместно с согласованными с ними процессами. Это структура нижнего уровня (уровня физического взаимодействия), из которого вырастают все другие уровни (её можно рассматривать как систему ограничивающих параметров). Комплексность будем рассматривать как одновременное действие множества составляющих (процессов), которые нельзя рассмотреть дискретно, поскольку они непрерывно взаимодействуют, «разбирая» области действия, тем самым, формируя пространство (если в понимании пространства следовать Г. Лейбницу). Они согласуются между собой, образуя «пакеты» процессов, действуя в направлении территоризации (для каждого ключевого процесса или режима [Ковальов, 2010]) и «регионализации» взаимодействия: их относительное размещение и динамика испытывают нормативизацию (установление выделенных режимов движения) и регуляризацию. Отношение между геокомплексом и геосистемой – это отношение между глобальной структурой и локальным взаимодействием, комплексностью и сложностью, как это показано на рис. 1.
Труднее представить себе связующий паттерн – организацию, поскольку её невозможно параметризировать и измерить: это – качество (хотя паттерн и содержит в себе определённую регулярность, но его отличием является качество). Так, отдельные геосферы (поскольку они развиваются в трёхмерной среде, следовало бы говорить о геобассейнах) – косная, биосфера и антропосфера, как и режимы, возникавшие на разных этапах их становления (что обусловливает их диахронность), отличаются разной организацией: все они являются следствием нарушения симметрии предыдущего уровня организации. При этом более ранние образования следует рассматривать как среду для более поздних, более высокоорганизованных режимов, которые «прорастают» на их основе, имплантируются в их структуру. Так, биосфера формируется путём всего только трансформации минерального круговорота вещества благодаря жизнедеятельности живых организмов, сообщества которых, в свою очередь, организованы экосистемно. Так устанавливалась единая биокосная геосфера с её единым биотизированным геобассейном. Тогда антропосфера – это всего только трансформированная жизнедеятельностью общества биокосная сфера со своим антропотизированным геобассейном. Её основой является организованный культурой социум с его производственной деятельностью: этот связующий паттерн значительно сложнее экосистемы, хотя экосистемный паттерн присутствует и здесь. Это движение автор связывает с понятием геопроцесса – процесса становления структуры Геомира. Термин «ландшафт», смысл которого был до неузнаваемости искажён Л.С. Бергом (для поддержки даже привлекли выдающихся российских почвоведов – В.В. Докучаева, Г.Н. Высоцкого, Г.Ф. Морозова, не пользовавшихся этим термином), превратившим вид местности в материальный комплекс, теперь представляется как организация рисунка дневной поверхности, «лицо» местности как ландшафтообразующего пространства дневной поверхности (во всём масштабном спектре) [Ковалёв, 2009]. Это важно понимать: ландшафт возникает при выделении (на основе чувства полноты) некоторой части дневной поверхности (местности) как более-менее насыщенной и завершённой в смысловом плане «физиономии», в соответствие которой мы ставим имя – горный, равнинный, ледниковый, городской и т. п. 

Рис. 1. Слева: соотношение глобальной структуры и локального уровня согласно Крису Ленгтону (по работе [Lewin, 1999]), справа – соотношение между геокомплексом и геосистемой как глобальной структурой.

Явление дневной поверхности (в отличие от земной поверхности как слоя) выходит на передний план: это – важнейшая составляющая геокомплекса, главная активная поверхность планеты. Она вещественна и комплексна, поскольку сложена поверхностями огромного количества объектов, которым мы, отображая в семантическое пространство (пространство смыслов) придаём значение (объекты, взятые сами по себе, не имеют смысла). На ней геосистема «пишет» двумерный текст, используя особый язык морфотипов, «рисует» узор, орнамент, что является отражением её собственной организации. Организация проявляется в виде порядка, который может быть измерен. Важен и масштаб, поскольку разномасштабные порядки вкладываются друг в друга, а каждый из них проявляется в пределах ограниченной территории. Под действием того или иного режима, процесса, который является ключевым, происходит территоризация дневной поверхности как области распространения порядка данного типа [Луман, 1999].
Исходя из сказанного, Геомир можно представить следующей формулой:
Геомир = (комплексность + сложность + взаимодействие + организация + материальное проявление + наблюдатель…).
Это глыба (геотело), которую поток географической мысли долгое время стремился обойти. Это – геоткань, единое полотно, которое непрерывно ткётся в каждый данный момент настоящего благодаря действию множества активных компонентов самой разной (но не географической) природы, включая и тех, кто её исследует – географов, включённых в этот голо-процесс. Узор этой ткани отражает характер организации «ткацкого станка». Он либо быстро и заметно, либо медленно и незаметно меняется, что оставляет на ткани швы и смену узора, по которым мы читаем этапы эволюции этого «станка». Самое интересное – это её изнанка.
Сложность – «вещь» сложная. Это хорошо понимал Анри Пуанкаре, который ввёл понятие «большой системы», получившей впоследствии его имя. Отличием таких систем является их неинтегрируемость, а, следовательно, способность порождать макропроцессы благодаря резонансам между степенями свободы, производить информацию в ходе взаимодействия. Вот почему информация оказывается важнейшим атрибутом Универсума в целом и Геомира в частности: если энергия обеспечивает возможность протекания процессов, то информация определяет их разнообразие и пути развития. При этом информацию следует понимать как результат интерпретации принятых сигналов (данных, сообщений), проявляющийся в изменении структуры и поведения системы, причём сам момент выбора остаётся ненаблюдаемым. Интерпретация есть «механизм» выявления смысла, придания сигналу значения. Но это сразу сказывается на состоянии интерпретатора. Здесь мы и сталкиваемся с феноменом, который раньше исключался из рассмотрения – коммуникацией. Она «подстилает» организацию, с которой связана передача сигналов, сообщений (а не информации), которая вызывает акты действия, воспринимаемые как события - результата произведенного различения. Коммуникация вездесуща, но не думаю, что между ней и взаимодействием следует ставить знак тождества. Взаимодействие содержит материальную составляющую – физическое действие, и информационную, смысловую, определяющую направление действия (это сразу ставит вопрос о детерминизме и детерминистских законах движения). Коммуникация – это поток ситуативного взаимодействия, не редуцируемого к физическому описанию: его нельзя формализовать и просчитать. Геосистемные режимы движутся через коммуникативную сеть, реагируя на огромное количество сигналов самой разной природы, в том числе данных об изменениях, как внутренних, так и внешних. Более того, всегда имеют место задержки, запаздывание реакций, связанных с прохождением сигналов через структуры систем. Чем сложнее система, тем дольше и сложнее путь сигнала, требующий неоднократной перекодировки, тем более вероятностным становится выбор. Вопрос о точном соответствии между сигналом и реакцией системы никогда не стоит – это недостижимо в принципе, вопрос стоит о более-менее точном (достаточном для выживания) соответствии, что и является причиной непрерывного движения: Мир просто не может остановиться по причине недостижимости полного соответствия (понимания) внутри себя, полной гармонии. Другое дело – изменение условий среды, что предполагает два варианта – разрушение под действием «информационного стресса» (система не успевает перестроиться) или усложнение. Это значит, что Мир обречён на коммуникацию. Вот и геосистема находится в режиме непрерывной коммуникации, что позволяет ей приспосабливаться. Здесь действует принцип, известный как закон трансформации структур-стратегий: переход от одного устойчивого состояния к другому система может совершить только через связывающее их, менее упорядоченное состояние [Венда, 1990]. Рассмотрим примеры.

Косный уровень
На рис. 2 показаны эрозионные каналы (из работы [Соболев, 1948]), образовавшиеся на слабонаклонной поверхности, которые, отражая изменение в режиме потока, демонстрируют увеличение согласованности паттерна в целом (расстояний и углов между каналами), что отражает рост когерентности. На наличие регулярности указывают и спектры Фурье. Но такое возможно, если поток содержит в себе информационную машину, цель которой – снижение неопределённости: водный поток – это единое тело от начала до конца, который, особенно в турбулентном режиме, обследует среду (поверхность), проявляя выраженную когнитивность (хотя сам об этом не подозревает, как и не знает о структуре своего пространства состояний). Состояние поверхности подаётся на вход потока и перекодируется на язык движения. Это происходит на каждом локальном участке, затем локальные режимы путём «переговоров» согласуются в единый режим движения потока: флювиальное тело содержит в себе распределённый мозг, что, однако, проявляется при вхождении потока в турбулентный режим. Если же такой поток переносит твёрдые частицы, он усложняется ещё больше и получает дополнительную возможность формировать оптимальную среду (например, создавать путём сортировки частиц наиболее устойчивое ложе).

Рис. 2. Паттерн системы эрозионных каналов на обрабатываемом поле (а) и изменение его параметров в направлении вниз по склону: (б) – изменение среднего расстояния между каналами, (в) – дисперсия среднего расстояния, (г) – спектр Фурье для средних значений расстояния, (д) изменение среднего значения угла между каналами, (е) – дисперсия среднего значения углов, (ж) – спектр Фурье для средних значений углов.

Очень интересна эволюция паттерна флювиальной сети в лотке (использованы паттерны из работы [Schumm, Mosley, Weaver, 1987]): поток создаёт сеть, в которой популяции водотоков разных порядков хорошо упорядочены. Изменение структурной энтропии такой сети подчиняется логистическому закону с тенденцией к некоторому снижению на последних стадиях (рис. 3). Но это же характерно для сукцессий, становления городской инфраструктуры (ведь это тоже поток - урбопоток) и т. п. Итак, даже на этом уровне мы обнаруживаем рост организации паттерна сети: поток преобразует среду, тем самым снижая потери энергии. Причём процесс (на определённой стадии) носит ярко выраженный колебательный характер.
Рис. 3. Изменение суммарной структурной энтропии флювиальной сети при эксперименте в лотке: слева конкретные значения, справа – аппроксимация. Использованы паттерны из работы [Schumm, Mosley, Weaver, 1987].

Биотизированный уровень
Такие эффекты имеют место и на уровне биотизированных режимов геосистемы как организации движения биогенов, регулируемого живыми организмами, причём на всех масштабных уровнях – от экоида до биосферы в целом. Каждый организм – это канал, сообщество – организация множества биогенных каналов. Здесь мы имеем сложную ткань жизни, поскольку все живые организмы переплетены между собой. Всё направлено на экономию, чего легче достичь в сообществе, в котором соседствуют симбиоз и конкуренция, что не ведёт к равновесию: периоды относительного спокойствия сменяются «турбулентностями» - поток есть поток. Формирование сообщества как сети, его самосборка, требует непрерывной «оценки» как своего внутреннего состояния, так и среды, а также их соответствия: требуется постоянно сопоставлять текущее состояние (режим) с изменчивыми характеристиками среды, которые являются важными, изменяя их в направлении, обеспечивающем максимальную стабильность. Почва представляет собой пример такого направленного преобразования коры выветривания. Понятно, что здесь нет того конечного образа, который мог бы служить целевым (идеально согласованным) паттерном состояния, нет и локализованного мозга, концентрирующего когнитивность. Как и в случае флювиального потока, эта функция распределена во всём теле биоценоза, в котором возникающие локальные режимы должны, во-первых, тесно контактировать (области их действия должны немного перекрываться, что как раз и обеспечивает взаимодействие), во-вторых, непрерывно согласовываться с соседними режимами. Возникает проблема восприятия, но возможность перевода, согласно А. Пуанкаре, говорит о наличии инварианта, который может выражаться разными средствами [Пуанкаре, 1990]. Так протекает сукцессия и квазиустойчивое функционирование сообществ. И вся эта колоссальная комплексность и сложность лежит в основе глобального устройства – земной биосферы как одной из геосфер, являющейся домом человечества. Её разрушение является проявлением невменяемости (как особого рода спонтанности) человечества, а попытки акцентировать на этом внимание – проявлением рефлексии над собственной деятельностью. Проблема состоит в том, какой из вариантов со временем будет отобран и станет «параметром порядка» для общества.
В последние десятилетия достаточно интенсивно дискутировался вопрос об «экологическом каркасе», к решению которого причастен Б.Б. Родоман (начиная с идеи «поляризованного ландшафта», затем – «поляризованной биосферы») [Родоман, 1977]. Думаю, в его решении следует исходить из понимания того, что биосфера представляет собой единый организм - Гею Дж. Лавлока, - встроенный в косную геосферу (ещё до появления человека эти два уровня вошли в согласованный режим функционирования). Это послужило для меня основой создания концепции государства «Биосфера» (страны «Биосфера») - такой организации, которая позволяла бы биосфере как единому организму устойчиво воспроизводить свои функции (например, [Ковалёв, 2009]). В отличие от существующих схем других авторов, я основывался на том значении, которое имеет функциональная структура речных долин для формирования биокоридоров и поддержания биоразнообразия. Сама функциональная организация речной долины как наиболее активной части речного бассейна должна определять структуру биокоридоров и участков с квазитерминальными сообществами. Поэтому, в отличие от точки зрения Б.Б. Родомана (например, [Родоман, 2004]), считающего, что заповедные территории должны быть привязаны к территориям, расположенным на границах административных районов (где из-за плохих дорог производственная деятельность замирает), считаю, что следует исходить из превалирования естественной организации биокосной геосферы. Следует вести производственную деятельность там, где мы наносим минимальный вред естественным режимам – для этого Природа наделила нас разумом. А так называемые «заповедные территории» (явно антропоцентрическая терминология, сходная с резерватами для индейцев) должны охватывать окрестности точек бифуркации линий водоразделов и, соответственно, истоков рек. Итак, стоит задача не создания экологического каркаса, который потенциально существует, но нарушен нашей деятельностью, а переорганизации хозяйственной деятельности с целью дать возможность ему начать функционировать.

Антропотизированный уровень
Коснусь уровня, связанного с человеком. Здесь мы сталкиваемся с большими трудностями, поскольку сам человеческий индивид оказывается намного сложнее всего индивидуализированного, имеющего место на предыдущих уровнях организации. С одной стороны, Человек является продуктом Матери-Природы, с другой – он противостоит ей. Это сразу ставит вопрос о том, чтó есть Природа и возможных способах её прочтения. Человек не есть не-природа, никакими своими модусами он не выходит за её пределы: он – её отобранное множеством бифуркаций качество, множество последовательных нарушений симметрии и имплицированных структур, обеспечивающих оптимальную среду функционирования мозга – органа, в котором живёт и развивается мысль. Но именно поэтому этот самый мозг принадлежит не только каждому индивиду, как это имеет место у животных, он принадлежит Природе, поскольку именно она, взятая в целом, есть то расширенное тело, которое поддерживает его существование и нуждается в нём для собственного познания. Именно это позволяет ему отступить от самого себя в поисках истины: «лишь в той степени, в какой я сам отступаю на задний план, предаю забвению моё собственное существование, я приобретаю возможность увидеть нечто большее, чем я сам» [Франкл, 1990: с. 73]. В Человеке нет ничего, чего нет в Природе, но всё, что в Природе присутствует в скрытом состоянии, проявляется в нём в явном, концентрированном виде, идёт ли речь о сущностях физических, духовных, эстетических, этических и т.п. И все они кладутся в основу искусственного – культурного – мира, в который погружён современный социум, хотя это совсем не означает, что культура как проявление целесообразного изменения природы возникла с приходом человека: корни таких феноменов обычно, очень глубоки, однако человеческая культура более проявлена и разнообразна.
На протяжении многих веков происходило формирование того, что Г. Тард назвал «социальным веществом», «социальным телом» и «социальной тканью» (как переплетения огромного числа смыслов и практик) [Тард, 1996]. Поток социального вещества, по сути, ничем не отличается от водного потока или потока биовещества. Они различаются только сложностью, количеством степеней свободы. Соответственно, и культура, производимая социумом, будет гораздо более сложной. Согласно Н. Луману, общество представляет собой самовоспроизводящуюся и самореферентную систему, способную описывать себя, воспроизводя в описании самого себя. Оно постоянно производит различение себя и внешней среды, что делает возможным называть его системой. Основу такого общества составляет коммуникация [Луман, 1999]. К тому же это открытая система, т. е. система с изменчивыми границами (поток со свободной поверхностью), и что-то должно ограничивать ту неограниченную сложность, которую может порождать общество, умеряя собственную сложность. Думаю, в этом состоит главная функция культуры. Но тогда что понимать под культурой? Ведь на сегодня существует огромное количество её определений! Простейшее из определений следующее: культура – это преобразованная природа. Однако преобразования могут носить разный характер, в том числе крайне негативный. Примеров множество. Думаю, что слово «культурный» должно рассматриваться вместе с его антонимом – словом «безкультурный» (это сразу ставит вопрос о корректности словосочетаний «культурная география» и «культурный ландшафт»). Как быть, к примеру, с островом Борнео, где практически полностью был истреблён девственный лес с целью выращивания пальм? Мы видим колоссальную регулярность, отражающую убогую рациональность «культурного» ландшафта, и бурное развитие эрозии. Это ли следует связывать с культурой? Тогда то, что сначала воспринимается как проявление культуры, со временем может начать восприниматься как её противоположность – безкультурие. Культура – «вещь» относительная.
Думаю, культура – это структурирующий паттерн, организация отобранных, внутренне согласованных поведенческих режимов, учитывающих «интересы» того окружения (среды), в котором действует культуро-формирующий социум. Вопрос стоит так: если не учитывать интересы всех сторон взаимодействия, можно вообще не достичь цели. Культура – это система ограничений, наложенная на равномерное распределение вероятностей всех возможных действий. Должна работать сдерживающая обратная связь. Это значит, что процесс отбора режимов поведения должен носить ярко выраженный когнитивный характер. Следовательно, эти акты и режимы, как и следствия их действия, должны быть описаны в координатах культуры, они должны быть наделены значением, смыслами согласно имеющимся в данной культуре системам различений. Как пишет М. Кастеллс [Castells, 2000], культура – это область, которая продуцируется консолидацией смысла, а смысл - это результат символического взаимодействия сознаний, ограниченных социально и экологически, и в то же самое время способных к инновации биологически и культурно. Он продуцируется, репродуцируется и пронизывает все пласты социальной структуры: производство, потребление, опыт, власть. Причём их положение в пространстве значений не остаётся постоянным, оно меняется, поскольку меняется понимание (понять – значит, измениться, но нельзя понять раз и навсегда). Именно здесь приобретает значение мораль – одно из эмерджентных проявлений культуры, которая вне человеческого общества не имеет смысла. Паттерн культуры определяет особенности того или иного антропотизированного геосистемного режима, как и существование различных культурных сред. Культура вносит порядок в мир, объективно представляющий собой «массу» уникальных предметов. Такое понимание культуры необходимо, поскольку оно позволяет отбросить то, что с культурой связать сложно. Тогда культура – это то, что увеличивает вероятность достижения общей цели. Так, для племён, занимавшихся охотой, первоначально не могло существовать никаких табу, что вело к массовому уничтожению животных. Однако опыт того, что такие действия подрывают пищевую основу, привёл к возникновению анимизма, что и следует считать «окультуриванием» охотников. Так же следует рассматривать индустриализацию: Природа была превращена в ресурс для производства товаров потребления. Следом и человек стал таким ресурсом. Неужели и это следует связывать с культурой? Причём речь идёт об отношениях любого плана - внутрисемейных, межэтнических и т. п., что хорошо отражено в очерке Б.Б. Родомана «Страна перманентного колониализма» [Родоман, 2009]. Каковы же основные стадии прошла культура?
Аграрная культура была связана с остановкой кругового движения номадов и стала основой первой цивилизации, породив новый геосистемный режим – аграрный, который, в свою очередь, очертил контуры новой геосферы – агросферы. Сборка этой организации происходила несколько тысячелетий – от единичных, часто разрозненных хозяйств, носивших эпизодический характер, аграрии пришли к ирригационному земледелию, затем, с появлением железного плуга, стали обрабатывать водораздельные пространства… Следом за ними шла волна опустынивания и невиданное усиление эрозии. И только в наше время, достигнув предела в своей экспансии, аграрная волна начала своё движение вспять, коренным образом меняя свой режим. Но эффект становления аграрной цивилизации был велик: благодаря демографическому взрыву стали появляться первые города, где возникали совершенно новые функции, первые, пусть неустойчивые, но всё же государства, феномен власти. Так устанавливался новый человек – Homo sapiens civilis.
Индустриальная культура (технокультура) возникла в недрах агрокультуры и породила новый геосистемный режим – машинное производство, ставшее основой техно-индустриальной сферы. Он сопровождался расцветом потребительского отношения к природе и к людям, превращённым в обезличенный «трудовой ресурс», войнами за сырьё и рынки сбыта, расцветом аморальности, но, одновременно, стимулировал развитие научной мысли, языка как средства коммуникации, искусства... Вырастали новые степени свободы. В этой среде установились современные государства, основу которых составляет Власть как форма принуждения и подавления (этот вопрос рассмотрен автором в работе [Ковалёв, 2010]). Власть глобальна, она сама себя воспроизводит, основываясь на саморефлексии, выступая как субъект. Но она не имеет отношения к функции управления, на которую претендует, непрерывно об этом декларируя. Во-первых, социум, даже с его искусственным миром, с его городами, «наполненными» урбаноидами, является частью Геомира, фундамент которого составляет неуправляемая Природа. Во-вторых, сам человек есть ветвь Природы, следовательно, системой, включающей человека, управлять нельзя: тот, кем можно управлять, перестаёт быть человеком. Управлять можно объектом, параметры которого известны и заданы, человек же, по меткому выражению В. Франкла, «представляет собой существо, освободившее себя от всего, что его определяет» [11, с. 203]. Должен существовать какой-то иной путь развития, не связанный с подавлением человекости в человеке. Власть же отменяет человека. Она создаёт административно-бюрократическое поле напряжения, превращающее людей в «магнитные стрелки», способные реагировать на него.
Государства – это загоны для человеческих стад, что как раз и исключает возможность дальнейшей эволюции человека – для этого, как известно, необходимо быть свободным. Государство формирует свою «культуру», которая основывается на подавлении инакомыслия, обмане, на особом языке – админлекте. Государство производит отбор человека с особыми качествами – «человека»-винтика, отдающего своё право принимать решения власть предержащим – человека огосударствленного, в котором заморожены личностные степени свободы, а духовность вдавлена глубоко внутрь как излишний атрибут, но ведь именно «духовное, по определению, и есть свободное в человеке. Духовная личность – это то в человеке, что всегда может возразить» [Франкл, 1990: с. 112]. Это ведёт к тому, что человек теряет интерес к проблемам общего характера. Достаточно глубоко эти вопросы освещены К. Лоренцем [Лоренц, 1991]. Но, несмотря на множество негативных моментов, эта культура сделала своё дело, позволив создать компьютер, а затем и своего могильщика - Интернет. Поэтому сегодня мы являемся свидетелями рождения новой геосферы – ноо-коммуникативной, благодаря которой наша планета постепенно становится когнитивной космической аномалией - мыслящей планетой: огромное количество людей, когнитивные способности которых усилены компьютерами, становятся сопричастными процессу движения мысли. Означает ли это, что геосистема приобретает качество субъективности, ведь субъективность есть не что иное, как способность производить рефлексию над самим собой: знание себя означает подлинную субъективность! Думаю, саморефлексия вообще характерна для Природы, иначе как она могла бы проявиться на человеческом уровне, но у неё, как и когнитивность, она носит скрытый, не проявленный характер.
Регионализация и сжатие антропосферы как результат её самоорганизации
Перед географами стоит задача: попытаться выявить дальнейший эволюционный путь Геомира, а это зависит от направления эволюции человека. Но существует ли альтернатива государству, которое стало препятствием на пути его дальнейшей эволюции, связанной с переходом в иное «фазовое» состояние - духовное (дело в том, что современные люди в абсолютном своём большинстве связаны именно с государственной системой и с трудом могут представить себе нечто иное). Такого человека я называю Homo sapiens divinus и именно с ним связано становление последней геосферы – дивосферы (аксиосферы). Именно такой человек становится носителем новой культуры - геокультуры [Ковалёв, 2009]. Однако для того, чтобы это стало возможным, человек должен стать свободным, вернуть себе право самостоятельно принимать решения, вернуть себе свою природу. Сегодня мы уже видим изменения, проявляющиеся в потере прежними социальными институтами, включая формальные административные структуры (в том числе правительственные) своей легитимности, в появлении более свободных форм общественного уклада. Это предполагает ряд сложных преобразований, в том числе максимальное сжатие антропосферы на основе разработки и внедрения новейших технологий во всех сферах хозяйства, возврат в режим естественного функционирования обширных территорий, изъятых обществом у Природы, ликвидацию института власти и, соответственно, освобождение человека из пут бессмысленной и некомпетентной административной системы. Сжатие антропосферы становится возможным благодаря замыканию производственно-потребительских циклов и увеличению их гибкости, сокращению объёма производства (в том числе благодаря прекращению производства оружия в связи с ликвидации армий), резкому уменьшению транспортных перевозок и т. п. Это и многое другое должно происходить по мере разгосударствления антропосферы и её регионализации [Ковалёв, 2009]. В чём же суть последнего?
Регион - это в достаточной степени операционно-замкнутое природно-социальное негосударственное образование, производственная система которого основана на рециркуляции и восстановимых источниках энергии. Его границы не постоянны и чаще всего не совпадают с административными границами (например, областями). Сегодня такие образования очень слабо выражены из-за влияния административных границ - таково начало любого движения: нечто уже присутствует, хотя его ещё нет. В ходе разгосударствления регионы будут становиться всё более выраженными. Основу региона составляет региональный Центр, обладающий значительным производственным и научным потенциалом (согласно теории центральных мест), оказывающий влияние на агропространство путём формирования ландшафта Тюнена. Каждый такой Центр является источником волн активности, распространяющихся в окружающем пространстве, в резонанс с которыми входят другие города (при наличии соответствующих резонаторов). Регион – это система нормативизированных отношений между свободными áкторами, возникающая благодаря способности индивидов согласовывать свои действия (для этого области их действия должны немного перекрываться), вырабатывая общие нормы функционирования. Это открытая гиперциклическая система со свободными границами, в которой одновременно протекают процессы дифференциации (на основе конкуренции и специализации) и интеграции (увеличения степени координации), которая должна постоянно подтверждать себя, находясь во взаимодействии с другими регионами. Это поток, входящий в структуру мировой системы хозяйства как единого организма.
Регион не статичен, наоборот, это непрерывное движение людей, товаров, инноваций… Само формирование региона предполагает миграции, которые в некоторые периоды становятся особенно активными. В этом плане хорошим примером является Харьковский (Слобожанский) регион, исследованный автором (например [Ковалёв, 2009]). Как и любой другой регион, он не совпадает с границами Харьковской области: южные районы отходят к Донецкому и Днепропетровскому регионам, но значительная часть Полтавской, Сумской, Луганской, Воронежской областей, часть Курской и вся Белгородская область тяготеют к Харькову. Особенно заметно это было во времена СССР. На рис. 4 показан паттерн, который проявился благодаря построению линеаментов, связывающих населённые пункты, что позволяет выделить разные по функциям территории: «области питания» (территории, служившие источниками мигрантов), «зоны транзита» мигрантов и «область аккумуляции» - Донбасс. Этот поток мигрантов в значительной степени притягивался Харьковом, что способствовало его интенсивному росту.
Ведущее значение в структуре региона имеет гражданское общество (регионор), составленное из активных индивидов – áкторов, которые образуют áкторную сеть. Мне импонирует этот подход (я имею в виду ANT-теорию), поскольку он опирается на понятие сети, в которой áкторы (не обязательно люди) являются узлами, а сеть в целом действует, вообще говоря, как «информационная машина». Этот подход демократичен. Здесь нет ведущих и второстепенных áкторов, но они могут различаться по скорости обработки сообщений (сигналов). В этом случае потоки сообщений (сигналов) устремляются через узлы с наибольшей пропускной способностью (согласно известной теории протекания) и сеть перестаёт быть однородной. Однако это положение дел не закрепляется системой статусов: всё может быстро измениться, поскольку áкторы свободны.


Рис. 4. Расположение населённых пунктов в пределах Харьковского региона и близлежащих территорий, отражающее структуру миграционных бассейнов и потоков. Хорошо выражено влияние Среднерусской возвышенности, которая выступает как демораздел, зоны транзита вблизи Днепропетровска, Харькова, Полтавы и Луганска, а также седиментации мигрантов на территории Донбасса.

Регион есть форма существования сетевого общества. Именно это позволяет организму региона пребывать в режиме самоорганизации, непрерывно оценивая своё состояние и сопоставляя его с состоянием других регионов. В свою очередь, регионы образуют сеть мировой хозяйственной системы, выступая áкторами уже на этом – глобальном - уровне. Региональные Центры – крупные города – это каналы, через которые протекает урбопоток. Как и в случае флювиации, этот поток стремиться организоваться так, чтобы уменьшить сопротивление среды. Поэтому топологически эти структуры будут близкими.
Регион будущего – это в значительной степени самодостаточная социально-производственная система, органически встроенная в природную среду согласно стратегии согласованного функционирования (взамен антропоцентрической стратегии устойчивого развития автор предлагает стратегию согласованного развития и функционирования [Ковалёв, 2009]). Его основу должно составлять общество, воспроизводящее новую культуру – геокультуру, в которой не только человек представляет собой личность, но и Природа перестаёт восприниматься как ресурс и рассматривается как субъект, с которым, согласно Юргену Мольтманну, следует договариваться. Возникает новая сущность – социоприродная органика.

Заключение
Сегодня география выглядит рассыпавшейся на ряд направлений, которые, в свою очередь, разбиты на множество «географий», связанных либо с отдельными явлениями природы, либо с отраслями производства или иными сферами жизнедеятельности людей. Но все эти «географические» отрасли на самом деле не имеют к географии никакого отношения. Любое извлечение из целостного Геомира выводит объект из сферы географии, что ведёт к её размыванию. География имеет дело с крайне сложным феноменом – Геомиром, - сплетением всех уровней организации, включая связанные с деятельностью человека. Это сплетение можно назвать геоорганизацией. В наукоморфном варианте мы именуем его геосистемой. Будучи целостной, она требует и целостного рассмотрения, поскольку её разбиение на части лишает её важнейшего – географической сущности. Эту сущность можно назвать геоорганизацией. Её исследование и должно составлять основную задачу теоретической географии. Мы, конечно, можем выделить в ней физический уровень рассмотрения (физическая география как взгляд на географическое с позиции физики, а не ветвь географии, описывающая природу, как это понималось раньше), или информационно-коммуникативный, сакральный, художественный (артгеография) и другие аспекты. Но все они, будучи выделенными, теряют свою связь с целым, что ведёт к явному искажению сущности Геомира. Поэтому традиционное деление географии теряет всякий смысл. Это хорошо видно в работах Б.Б. Родомана, который, начав, как представитель экономической географии, спокойно забыл об этом и окунулся в куда более общую проблематику, связанную с отношением между обществом и природной средой, породив целый ряд интереснейших идей. Я шёл к этому же со стороны физической географии.
Географ-теоретик, ра­ботая даже с самыми абстрактными понятиями, не может не апеллировать к определенным образам географического, пытаясь нащупать его границу на основе ряда критериев, которые он сам и выводит на основе внутреннего чувства. В своих понятиях он схватывает не конкретные эпизоды опыта, а образы переживаемых событий географического - чего-то среднего между знанием кон­кретных событий и абстрактно-концептуальной схемой. Именно через образы географического происходит предварительный отбор того, что мы, с одной стороны, можем воспринять как событие, имеющее отношение к географии, а с другой, - описать это в понятиях. Формирование теоретического знания основывается на конкуренции теорий: лучшая теория - та, которая максимизирует согласованность с тем, что мы именуем Геомиром, сводит наиболее удачные объяснительные модели в непротиворечивую картину его функционирования, что и делает эффективным её применение в практической деятельности. Теория выступает как инструмент исследования и потому её построение не может быть завершено. Это то, чего не желают учесть сторонники так называемой официальной «науки». К тому же, это ещё и ориентир.
Но если ставить вопрос о том, существует ли теоретическая география, а если нет, то возможна ли она, следует ответить на него так: существует, но в начале своего пути, ведь теория должна содержать в себе сжатое описание своего объекта. Ничего такого сегодня не наблюдается, ведь географы всё ещё ведут споры о том, что понимать под тем или иным термином и чем они, собственно, занимаются (пока что сложность Геомира поглощала всё, что появлялось в области методологии). Её цель состоит в создании «ресурса» для возможных описаний, построения значимых моделей Геомира. Теоретическая география - это конструирование понятий и отношений между ними (причём этот процесс не предполагает создание некоей окончательной, единственно правильной понятийной системы), что позволяет увеличивать разнообразие описаний, ведь каждое описание выступает руководством к действию. Что отличает лю­бую теоретическую деятельность, так это формулировка обобщенных объяснительных принципов, организованных в модели глу­бинных процессов, порождающих Геомир. Эти процессы определяют, каким образом конкретные усло­вия порождают конкретные результаты. Такие обобщенные способы объяснения, как и поиск общих оснований, и составляют науку. Но в географии мы сталкиваемся с ещё одной проблемой: в Геомире человек не только познаёт, но одновременно и действует, что требует наличия в описании Геомира описания самого наблюдателя, предполагающего ещё одного наблюдателя и так до бесконечности. Но, в силу указанных причин, такое описание не может быть завершённым, что, однако, совсем не означает, что нужно остановиться. 

Литература
Венда В.Ф. Системы гибридного интеллекта: Эволюция, психология, информатика. - М.: Машиностроение, 1990. - 448 с.
Капра Ф. Паутина жизни. Новое научное понимание живых систем. - Киев-Москва: Изд. «София», ИД «Гелиос», 2002. - 336 с.
Ковалёв А.П. Ландшафт сам по себе и для человека. – Харьков: Бурун-книга, 2009. - 928 с.
Ковальов О.П. Територія як область дії ключового процесу // Вісник Харківського національного університету ім. В.Н. Каразіна. Серія: Геологія – Географія – Екологія. – Вип. 31, № 882, Харків: Вид-во ХНУ, 2009. – С. 134 – 142.
Ковалёв А.П. Государство и регион как альтернативные формы организации общества // Вісник Харківського ун-ту ім. В.Н. Каразіна. Серія: Геологія – Географія – Екологія. Вип. 32. № 909 – Харків: Вид-во ХНУ, 2010. – С. 76 – 90. http://kovalev-x.blogspot.com/.
Лоренц К. Восемь смертных грехов современного человечества // Знание — сила, 1991, № 1. - С. 1-11.
Луман Н. Теория общества (вариант San Foca '89) / Теория общества. Сборник / Пер. с нем., англ. - М.: КАНОН-пресс-Ц, Кучково поле, 1999. - С. 79 – 95.
Пуанкаре А. О науке. Пер. с франц. - М.: Наука, 1990. - 560 с.
Родоман Б.Б. Географические картоиды // Теория и методика экономико-географических исследований. - М., 1977. - С. 15-33.
Родоман Б.Б. Россия – административно-территориальный монстр, лекция. 2004. 11 апреля. http://www.polit.ru/lectures/2004/11/04/rodoman.html.
Родоман Б.Б. Страна перманентного колониализма / Сайт «Разум или вера?», 2009. 25 апреля. http://www.atheismru.narod.ru/humanism/journal/50/rodoman.htm.
Соболев С.С. Развитие эрозионных процессов на территории Европейской части СССР и борьба с ними. Т. 1. - М. - Л.: Изд-во АН СССР, 1948. - 307 с.
Тард Г. Социальная логика. Пер. с фр. – С-Пб., 1996. - 548 с.
Франкл В. Человек в поисках смысла. Сборник. Пер. С англ. и нем. - М.: Прогресс, 1990. - 368 с.
Castells M. Materials for an exploratory theory of network society. - Brit. J. of. Soc., 2000. N 51, - p. 5-24.
Lewin R. Complexity: life at the edge of chaos. University of Chicago Press; 2nd edition, 1999. - 242 p.
Schumm S.A., Mosley M.P., Weaver W.E. Experimental fluvial geomorphology. A Wiley-interscience publication John & Sons - New York Chichester Brisbane Toronto Singapore, 1987. - 413 p.

Ковалёв А.П. География как наука о Геомире и проблема его теоретического отображения / Рассмотрены некоторые проблемы географии как науки о Геомире. Показано, что Геомир - это очень сложное образование, в соответствие которому ставится понятие о геосистеме. Даётся соотношение между такими понятиями, как геосистема, геокомплекс, геопроцесс, ландшафт. Коротко рассмотрены стадии геопроцесса, с которыми связано формирование геосфер - минеральной геосферы, биосферы, антропосферы и дивосферы. Затрагивается вопрос становления теоретической географии.
Kovalyov Alexander. Geography as the science about Geoworld and the problem of its theoretical reflection. Some problems of Geography as the science about Geoworld are viewed. It is shown that the Geoworld is a very complex formation in correspondence of which the notion of geosystem is put in. The relation between notions such as geosystem, geocomplex, geoprocess and landscape are given. The steps of geoprocess is considered briefly with which the forming of geospheres are connected – mineral sphere, biosphere, anthrop-sphere and divosphere. The question about theoretical Geography staying is touched on. 

Немає коментарів:

Дописати коментар